Останемся врагами - стр. 79

– Спасибо… – и вжалась в кресло.

– Я сделал это не ради тебя, не думай. Какой позор... Какой же позор!.. – и, ослабив узел галстука, несколько минут молчал, хмуро рассматривая мелькающие за окном ночные улицы. – Ты выходишь за Самойлова, – произнес, выдержав мучительную паузу. – Уже в следующем месяце. И если я до этого еще думал, теперь это приказ.

Я опустила голову. Может, сейчас это действительно не самое худшее решение. Варшавский не отпустит меня так просто. Зачем-то я ему нужна.

Впрочем, почему "зачем-то"? Унижать. Отыгрываться. Мстить.

"... препарат принимают внутрь. Необходимо принять 2 таблетки в первые 72 часа после незащищенного полового акта. Вторую таблетку следует принять через 12 часов после приема первой таблетки..."

Всхлипнув, выбираю препарат и нажимаю купить, уже рано утром прибудет курьер. Нужно как-то забрать, чтобы отец не видел. Впрочем… он уже видел больше, чем нужно видеть отцу, и от этого безумно стыдно.

Низ живота тянет, то ли от нервов, то ли от того, что происходило там, на берегу. Дико болит голова.

Встаю под горячие струи душа и реву навзрыд. Реву, потому что ненавижу его. И в то же время… Еще ни один мужчина не вызывал во мне таких противоречивых эмоций. Еще ни один не причинял столько боли. И в то же время, не делал так хорошо одновременно.

Это не любовь – это проклятие.

Судьба у меня такая, подонка любить...

Свернувшись калачиком на холодной и неуютной сейчас постели, думаю о том, что будет, если таблетка не подействует? Что если я все-таки окажусь беременной?

"Сделаешь аборт". Так сказал он. Холодно и безразлично.

А сделаю ли? Действительно смогу?

Но долго думать об этом мне не пришлось – ночью пришли месячные.

***

Несколько дней я сижу дома, взаперти совсем как маленькая провинившаяся девочка. В другое время я бы непременно попыталась бороться за свою свободу, может быть даже попробовала улизнуть через окно, но сейчас не хочется ничего. Апатия.

Я чувствую себя грязной и использованной. Униженной. Никому не нужной. И всеми силами взращиваю в себе ненависть. Пытаюсь уговорить себя, что выбросить его из головы просто необходимо. Но не было и минуты, чтобы я не думала о нем.

Это точно какое-то проклятие.

– Глебу сделали операцию на нос, этот ублюдок сломал ему перегородку, – сухо делится за ужином отец. – Помолвку придется ненадолго отложить.

– Я же сказала, что больше никаких встреч с Варшавским не будет. Пожалуйста, не…

– Даже не смей произносить вслух фамилию этой гниды в нашем доме! – перебивает папа, и голос его больше напоминает шипение. – Никогда. Слышишь?