Опыт моей жизни. Книга 2. Любовь в Нью-Йорке - стр. 48
– Отчего мы уехали, папа? – искренне, без издевки спрашиваю я самым что ни есть дружелюбным тоном.
Вместо ответа, папа ломает стулья: «Ах! Ты не понима-а-а-а-ешь?!!!»
И мне никогда уже не понять, за что заплатила я такой высокой ценой? От чего меня увозили? От чего спасали? Цена за мое спасение, позволю себе заметить, настолько высокая, что, возможно, не стоило меня спасать.
Когда папа ломал стулья, он все-таки что-то там кричал про миллионы людей, которых мой «настоящий папа»
– Сталин – сгноил в лагерях и расстрелял, про своего деда и моего прадеда, которого большевики привязывали к дереву, раздетого на морозе и били до тех пор, пока тот им не называл места, где хранились заработанные поколениями капиталы. Я со всем согласна. И мне не все равно, как считает папа. Только вот ему не понять, что страна, куда он меня привез, хоть и не имеет Сталина, который был в Союзе сто лет назад, зато имеет много другого дерьма – сегодня!
Сталинские лагеря – это ужасно, я не спорю. Только какое это имеет отношение ко мне? Я же живу в другое время. Раскулачивание было после революции. Сталин умер задолго до того, как я родилась. Почему я должна была сейчас покинуть страну, где когда-то что-то было ужасно. Сейчас же всего этого нет!
– Ах, ты не понима-а-ешь?!! – бах, бабах, бабах стульями… – Ну и езжай в свой любимый Советский Союз!!! Уезжай! Убирайся! – бах, бабах, бабах…
Псих.
Стоит подойти к приемнику, поставить кассету (привезенную из той жизни), нажать на кнопку («пауэр»), затем нажать на клавишу («плэй»), повернуть колечко, регулирующее звук, – и в считанные секунды, окочуренный, задыхающийся, как рыба, которую выбросило на песок, мир оживает, как рыба, которую бросили в тазик с водой. Появляется возможность хоть как-то дышать.
Смыслом и энергией жизни наполняется все: и ковер, и стены, и моя бесполезная жизнь, и тропинка за окном «в никуда», и бегающий по комнате Сашенька, и вещи, все так же лежащие пока в дорожных сумках… Я сразу начинаю чувствовать – как собака чует присутствие кости где-то рядом, пока еще не видя ее, не зная, где она, – смысл жизни.
Такое «чувствованье» дает мне большую силу. Пусть я пока не знаю, где найти свою «кость», но я слышу ее запах и… понимаю, что она есть. Это очень важно знать, что она есть.
Есть на свете горстка людей: это барды, поэты, актеры, писатели… словом, все те, кого можно назвать одним словом, – волшебники. Каждый из них создает и оставляет в мире, что-то свое. Зерно остается. Шелуха уходит в виде смертного тела. Тот, кому удается оставить зерно, прожил жизнь не даром, и смерть его не страшна.