Она принадлежит Барону - стр. 28
Да, их смерть стал для меня ударом, потому что эти женщины научили меня любить и не гнаться за ненавистью. Эта шкатулка связывала меня с детством, с моими воспитательницами. Возможно, нельзя так привязываться к вещам. Вообще ни к чему нельзя привязываться. Нужно уметь отпускать. Но у меня не получается. Я не могу быть одиночкой. Я всегда испытывала острую потребность кого-нибудь любить. Всяких букашек, птичек и даже траву, что буйно росла под окнами нашего детдома.
А теперь… Теперь мое воспоминание о детстве, та ниточка, что связывала меня с прошлым, просто испарилась.
Я сажусь на пол, всё еще держа в руках обломки шкатулки.
— Почему у тебя такое лицо, будто кто-то умер? Или ты всегда такая унылая? — Хриплым голосом интересуется Шраменко и лыбится.
Ему смешно?! Ему, блин, весело?!
Что-то переключается внутри меня. Я крепко сжимаю обломки шкатулки и буквально заставляю себя вернуть их обратно в сумку. Мое отчаяние сменяется злостью. Лютой. Едкой. Всепоглощающей. Тяжелой.
Мне сложно вспомнить, когда я в последний раз так сильно злилась. В висках даже немного начинает ломить. Я медленно поднимаюсь и задираю подбородок, с презрением впиваясь взглядом в изуродованное лицо Шрама. Он на две головы выше меня. Широкоплечий. Угрожающий. Отталкивающий своим взглядом, поведением и движениями.
Еще вчера, будучи в здравом уме, я вряд ли бы решилась противостоять такому человеку. Но сейчас… Всё мое сознание попадает под влияние неуёмной злости.
— Что ты наделал? — спрашиваю, сжимая руки в кулаки.
— Этой рухляди и так уже давно пора на покой, — Шраменко равнодушно смотрит на мою сломанную шкатулку. — Девка, прекращай ко всякой подобной ереси привязываться. Это ненормально. И вообще, я тебе не служба доставки. На, — он швыряет на диван ключи от моей комнаты.
— Ты, — тяжело дыша, еле выдавливаю из себя, — ты огромная уродливая задница!
Я подскакиваю к Шраму и со всей силы, на которую вообще способно мое тело, ударяю его в грудь, а напоследок еще и в лицо.
— Ты совсем ёбнутая?! — Шраменко пытается перехватить меня.
— Ненавижу! — кричу и толкаю его в грудь. — Ненавижу тебя! Ты ее сломал! Сломал! Тебе даже не пришло в голову нормально поставить сумку с вещами! С чужими вещами!
Я понимаю, что причина не только в шкатулке. Из меня вырывается всё то напряжение, что я так старательно пыталась спрятать куда-нибудь поглубже в себя. Молотя Шрама кулаками, я вымещаю на нем злость и отчаяние. Я всё еще злюсь на Даню, на его поступок и слова. А тут еще это ужасное приключение в клубе. И в довесок ко всему Шрам разбил мою шкатулку. Я не сдержалась, превратившись в дикий шквал неконтролируемых эмоций.