Охотники за нацистами - стр. 39

– писал он позже и считал, что в данном случае документы будут убедительнее любых свидетелей. К тому же «я не мог вызвать в суд много свидетелей по вполне уважительной причине», – добавлял он.

«Пусть мне недоставало опыта, но я был чертовски хорошим студентом, и меня многому научили в Гарварде, – объяснял Ференц. – В частности, тому, что порой худшие показания – это показания очевидцев. У меня же на руках были все документы, и я мог доказать их подлинность, хотя это и пытались оспорить».[117]

Во вступительном слове Ференц выдвинул обвинение в «преднамеренном убийстве более чем миллиона невинных и беззащитных мужчин, женщин и детей… вызванном не военной необходимостью, а крайне извращенной нацистской теорией о высшей расе».[118] Затем предоставил сухие цифры. Данные свидетельствовали о том, что четыре айнзацгруппы, каждая численностью от 500 до 800 человек, «в течение двух лет уничтожали в среднем по 1350 человек в день. По 1350 человек каждый день в течение всех семи дней недели на протяжении более чем ста недель…».[119]

Ференц использовал новый термин для подобного рода преступлений – «геноцид». Его придумал еврей-беженец польского происхождения, Рафаэль Лемкин, который еще в 1933 году пытался предупредить мир, что Гитлер абсолютно серьезен в своих угрозах истребить целую расу.[120] Ференц встречал его – «потерянного, растрепанного парня с диким страдальческим выражением в глазах»[121] – в коридорах Нюрнбергского дворца правосудия, где тот пытался добиться, чтобы геноцид получил правовой статус.

«Как Старый Мореход из поэмы Кольриджа, он хватал каждого, кто попадался ему на пути, и рассказывал, что всю его семью уничтожили немцы, – вспоминал Ференц. – Евреев убивали лишь за то, что они были евреями». Лемкин умолял поддержать его усилия признать геноцид особым видом преступления. Уступив настойчивым мольбам, Ференц сознательно использовал термин «геноцид» во вступительном слове на суде, обозначив его как «уничтожение целых категорий людей».[122]

Свое первое обвинение молодой прокурор закончил словами, которые десятилетиями будут находить отклик у тех, кто ищет меру правосудия для столь масштабных преступлений. Пятьдесят лет спустя их повторил в суде прокурор Международного трибунала ООН по делам о преступлениях в Югославии и Руанде: «Если подсудимые уйдут от наказания, закон потеряет всякий смысл, и люди будут жить в страхе».[123] На второй день оглашение обвинительного заключения было завершено, и следующие месяцы были посвящены показаниям подсудимых.

Майкл Масманно, председатель суда из Пенсильвании, вскоре убедился, что слова Ференца о численности жертв «были не преувеличением, а суровой реальностью».