Оглянуться назад - стр. 53
– Теперь я понимаю, почему никто не хочет никуда ходить. В Китае ужасно.
– Это тоже Китай, – ответил Серхио, имея в виду отель.
– Ну значит, в наружном Китае. Не понимаю, почему он не может быть, как наш.
После их вылазки Марианелла потребовала от сына Марио Арансибии научить ее всем китайским ругательствам, которые он только знал. Через несколько дней она уже бойко поносила ничего не подозревающего отца. С Фаусто они постоянно спорили, потому что он, казалось, жил в совсем ином измерении: для него именно наружный Китай представлял собой идеал, «рай» (он прямо так и говорил), а вот Китай отельный был суррогатом, эрзацем, хуже того – верхом лицемерия. С некоторыми его аргументами нельзя было не соглашаться. В отеле жили люди всех национальностей, рас, верований, возрастов, а самое главное – самых разных убеждений. Некоторых прислали власти их стран, и они не слишком интересовались Китаем и его культурой, но большинство придерживались той или иной разновидности коммунизма. Маоисты обитали бок о бок с просоветски настроенными, прокубински настроенные – с проалбански настроенными, югославы – с европейскими коммунистами, и все они вместе уживалась с антикитайски настроенными иностранцами – так называли всякого, кто осмеливался критиковать правительство Народной Республики. Хватало, разумеется, и антикоммунистов, а также худшей породы из всех: зловещей помеси антикитайцев и антикоммунистов. Этим дело не ограничивалось. Были еще испанские анархисты, итальянские троцкисты, парочка откровенно сумасшедших и немалое количество оппортунистов, приехавших исключительно ради денег. Китайские власти нанимали их всех в качестве преподавателей, но некоторые, оказавшись на месте, предпочитали заниматься переводом книг и журналов, дублированием фильмов, радиовещанием на иностранных языках. Каждый работал на своем языке. Никто или почти никто не говорил по-китайски. Никто или почти никто не собирался китайский учить. И поэтому Фаусто говорил:
– Это не Китай.
В середине сентября начались частные уроки. Класс устроили в одном из залов отеля «Дружба»: там поставили доску, и двое специально нанятых учителей, мужчина и женщина, поочередно являлись преподавать двум колумбийским детям интенсивный курс китайского языка и культуры. Зал был неуютный, свет слишком яркий, пространство слишком огромное. Серхио и Марианелла чувствовали себя как никогда маленькими и одинокими, но потом потихоньку стали подтягиваться новые ученики, и наконец образовался небольшой класс, примерно дюжина человек. На уроки уходил весь день: они длились с девяти до двенадцати и с двух до пяти; шесть неуклонных часов, во время которых Серхио с сестрой не понимали ни слова. Шесть часов пустых звуков, шесть часов безуспешных попыток произнести хоть что-то так, чтобы оно совпало с рисунками, изображаемыми учителем на доске. Очень часто день заканчивался головной болью, протестами, зачатками бунта.