Однажды в Лопушках - стр. 36
Вот же…
– Фигней страдаешь? – Алексашка Потемкин всегда-то держался в доме по-хозяйски. И ныне вот, стянув перчатки, кинул их на золотого оленя, уже успевшего покрыться толстым слоем пыли.
– Страдаю, – признался Беломир, потирая спину.
Стула было…
Нет, не было жаль. Ни стула, ни ковра, а вот вишни, которую он любил вполне искренне, даже очень. Но не признаваться же в том старому… нет, не другу.
Алексашка никогда-то и никому другом не был, пусть бы и держал себя со всеми по-приятельски. Что, впрочем, нисколько не мешало ему гадости творить. И теперь явно неспроста явился.
– Слышал, ты ныне одинок… – он плюхнулся в бархатное креслице и пальцем поскреб темное пятно.
– Утешить пришел?
– Я не по этой части, – Алексашка взмахнул рукой и манжету поправил. – Я посочувствовать…
– Иди в жопу.
– Ты груб, мой друг, а значит, ты обижен. На самом деле ты радоваться должен.
– Чему?
Нет, Беломир был далек от того, чтобы страдать. Разбитое сердце? Глупость какая… для этого надо верить в любовь, а он не верил. И любовь… какая может быть любовь у подобного ему?
– Тому, что ты ныне свободен.
– И?
– Позвони отцу, помирись.
– Иди в жопу.
– Еще обижаешься на старика? – в Алексашкиных глазах блеснуло что-то этакое, то ли насмешка, то ли раздражение. – Конечно, он изрядный ретроград, что в его годах простительно… но выбора у него нет.
– Так уж и нет? – вставать было лень, и Беломир лег. Уставился на потолок, который все еще был бел и украшен лепниной, известной до последнего завитка.
– Сам подумай. Кто у него из наследников? Ты и Натальин сыночек, которого он подмять пытается, да пока не особо выходит, – Алексашка потер руками. – Парень тоже с гонором оказался, да… думаю, старик уже раскаивается, что скандал учинил. И если ты позвонишь, покаешься…
– Иди в жопу, сказал же.
– …скажешь, что на самом деле лишь был обижен, желал эпатировать…
Все-таки Алексашка был упрям до назойливости. Особенно когда чего-то хотел. Вот только…
– …поддался модным веяниям, в чем раскаиваешься ныне.
Если в чем Беломир и раскаивался, так это в том, что дверь не запер. И Федора отослал… надо было сказать, чтоб запер. Правда, имелись подозрения, что этакая мелочь, как запертая дверь, Потемкину не помеха. Но вдруг бы?
– Скажи, что все осознал, созрел…
– До чего?
– До женитьбы.
– Иди…
От возмущения Беломир даже сел. Нет, одно дело любовь, в неё-то он еще когда верить перестал, но женитьба… женитьба – это, право слово, чересчур.
– Позволь подобрать тебе невесту.
– А в морду?
– Послушай, – Алексашка заговорил тихо, доверительно, и желание дать Потемкину в морду лишь возросло. – Думаешь, ты один такой?