Одна ночь - стр. 23
Его преследовала уверенность, что он делает все это иначе, чем полагается. Даже крайняя почтительность хозяина не могла придать ему апломба, и выйдя от Михайловых, он почувствовал себя как человек, сбросивший с плеч большую тяжесть.
– Уф… другой раз калачом не заманишь! – пробормотал он, облегченно вздыхая.
Однако в то же время где-то в глубине души мелькнуло сознание, что, пожалуй, он еще не раз вернется в этот дом. Так пьяница дает торжественное обещание никогда не брать в рот капли спиртного, а в то же время знает, что обещание будет нарушено.
Действительно, несколько ближайших дней прошло в томительном беспокойстве, в тоске и злобе против всего мира. Занятия не клеились, из опытов ничего не выходило, профессор чаще, чем когда-либо, бил лабораторную посуду, а кухарке его пришлось выслушать в течение двух дней годовую порцию ругательств.
Наконец он почувствовал, что дальше так продолжаться не может, что необходимо повидать Крестовскую.
Тогда он пошел к Михайловым второй раз.
Третий раз его тянуло еще сильнее, а внутренняя борьба была не такой энергичной, и кончилось тем, что Хребтов сделался постоянным посетителем семьи доктора Михайлова.
Ближайшим последствием этого было то, что он потерял в ее глазах прелесть новизны. Женщины первые перестали видеть вокруг его головы ореол великого человека и, оценивая Хребтова, как обыкновенного знакомого, нашли его противным, скучным, неловким, вообще чем-то вроде балласта среди своих посетителей.
Надежда Александровна перестала им интересоваться. Ее сестра была настолько любезна, насколько требовало гостеприимство. Один доктор по-прежнему млел от радости, запросто принимая у себя «самого» Хребтова. Но его-то как раз профессор ненавидел до глубины души за вечное приставание с научными разговорами.
Есть особый оттенок настроения, когда по внешности человека видно, что он зол и в то же время чувствует себя глубоко несчастным. Появляясь в обществе, Хребтов имел именно такой вид, несмотря на то что общество, собиравшееся у Михайловых, было очень симпатичное и веселое. Оно состояло, по преимуществу, из молодых людей, жизнерадостных, шумливых, связанных между собой теснейшими симпатиями, поэтому чуждых стеснения.
Легко себе представить, каким диссонансом являлся среди них профессор.
Мрачный, уродливый, молчаливый, неподвижно сидел он целыми вечерами в углу, следя глазами за Надеждой Александровной, не обращая внимания на раздающийся кругом разговор, шутки и смех.
При взгляде на него каждый невольно спрашивал себя: «Зачем этот человек здесь?» И всякий чувствовал, что присутствие Хребтова отравляет веселье, стесняет непринужденность, прогоняет беззаботность, как присутствие мумии на веселом пиру.