Новик (книга 1 и 2) - стр. 74
— Челом тебе, брат Василий! — изобразил он поклон, снимая шапку и взмахнув ей перед собой, словно моль вытряхивал. — Сто лет не виделись. Или больше?
— Чудны твои дела, Господи. Действительно Корсак… — протянул все так же неуверенно Полупуд, словно что-то мешало ему до конца поверить собственным глазам. — Чтоб мне… — Василий замялся, видимо решив, что хватит уже обетниц, а то того и гляди, сбудутся. — Иван… Тебя же в позапрошлом году харцызы на кол посадили? Или соврал Капуста?
— Нет, брат, не соврал…
Я стоял неподалеку и видел как потемнело лицо Корсака, губы сложились в горькую складку и недобро прищурились глаза.
— Уцелел, значит, побратим мой верный? Ушел от погони… Да так торопился, горемыка, что позабыл вернуться…
— Нет, Иван… — Полупуд говорил негромко, но голос его над водой звучал отчетливо и сурово. — Напраслину городишь. Не забыл Лаврин тебя… Конь его полумертвым к дозору у Колючей балки вынес… Только и успел казак, что о тебе рассказать, прежде чем Богу душу отдал… Но дозорные — люди подневольные. Сам знаешь… Не имеют права с места уйти, пока замена не придет. Поэтому, о приключившейся с вами беде братчики только через неделю узнали. Выслали отряд, конечно… Да там и следов-то никаких не осталось. Выгорела степь на несколько верст вокруг. Случайно или умышленно кто пал пустил, не понять, а искать следы на пепелище только время терять.
— Не знал… — Корсак трижды перекрестился и опустил голову. — Прости, брат Лаврин, плохое о тебе думал. Зло на сердце держал… А оно, вон как, оказалось. Прости, побратим мой верный… Авось, свидимся на том свете, там и обнимемся. Там и повинюсь перед тобой…
— Как же ты, лисий сын, с кола соскочить ухитрился? Не расскажешь? Или, может, так с ним в заднице и ходишь?
Слова и насмешливый тон, которыми они были произнесены, меня слегка покоробили. Все же о смерти и о страданиях надо как-то иначе. Торжественнее… Но тут же и сообразил: в Диком Поле жизнь и смерть столь тесно переплетены, что стали неразделимыми спутницами казаков. Обыденными, привычными и неизбежными, как восход и закат. Вот и говорят о них запорожцы так же просто, как о рыбалке, к примеру… Хороший клев был или сорвалась клятая рыбина? Как там в песне: «Двум смертям не бывать, а одной не миновать…»
Суровая жизнь, беспощадная. И в то же время сладкая. Не рабы они и не слуги, всякому, кто родом выше или мошной толще. И никто не властен над их судьбой, ибо нет над казаком никого, кроме Бога и верности Товариществу.
Свобода! Эфемерное чувство… Его нельзя пощупать руками или взвесить… Она не обещает мягких перин и вкусных яств. Не манит золотом и драгоценностями. Но, кто носил рабский ошейник или холопское ярмо, знает, чего стоит одна лишь присказка о вольной жизни: «Хоть и ляжешь не сытым — зато, встанешь не битым»! Удивительно точно…