Noli Me Tangere (Не трожь меня) - стр. 13
На письменном столе в комнате, в свете угасающего дня, лежал её дневник. Небрежно брошенный, открытый на самой последней странице. Макс почувствовал острое предчувствие. Он подошёл к столу и прочитал написанное дрожащими буквами: «Когда он найдёт дверь, будет уже слишком поздно. Для нас обоих».
Слова словно ударили его по лицу. Что она имела в виду? Кто-то угрожал им обоим? Нужно было разобраться. Но Макс, движимый нетерпением и растущим страхом, уже принял решение. Он шагнул в тёмный проём, вдыхая затхлый воздух.
Он не услышал, как за его спиной тихо, почти бесшумно закрылась дверь в квартиру. Будто невидимая рука, заботливая и зловещая одновременно, осторожно закрыла её, провожая его в последнее путешествие, отрезая от мира, который он знал.
Ступени лестницы, сложенной из грубого камня, скрипели под сапогами Макса, словно предостерегая его, умоляя остановиться. С каждым шагом вниз он погружался во всё более густую тьму, в пугающую неизвестность. Несмотря на влажность воздуха, по спине Макса потекли холодные капли пота. Дышать становилось всё труднее, словно кто-то постепенно перекрывал ему кислород.
Воздух в подвале был тяжёлым, как свинец, пропитанным запахом плесени, старой бумаги и тем же странным сладковатым оттенком, который теперь казался ещё более отталкивающим. Макс смог определить его ещё точнее: это был сладковатый металлический запах, как кровь на языке, прикушенном в порыве страсти или боли.
Наконец он достиг подножия лестницы. Слабый свет, казалось, исходил из ниоткуда, позволяя ему видеть очертания стен. И то, что он увидел, заставило его содрогнуться.
Стены подвала были испещрены надписями. Не бессмысленными граффити, а аккуратными строчками, выведенными её почерком. Но что-то было не так. Надписи были сделаны, казалось, разными чернилами – то чёрными, как ночь, то красными, как запекшаяся кровь, то странного фиолетового оттенка, от которого у Макса начинала болеть голова. Фразы накладывались друг на друга, перекрывая предыдущие, образуя причудливый, хаотичный узор, словно она отчаянно пыталась что-то сказать, но не могла подобрать нужные слова. Он читал, пытаясь расшифровать смысл: «Он не видит, что я исчезаю»; «Я уже призрак»; «Макс, прости…»
И где-то между этими словами, написанными фиолетовыми чернилами, проступала одна повторяющаяся фраза: «Он забрал её…»
Последняя фраза повторялась снова и снова, с каждым разом становясь все менее разборчивой, как будто рука, писавшая ее, теряла силы, как будто жизнь утекала сквозь нее, оставляя лишь бессвязные обрывки слов и отчаяние на стене.