Ночные - стр. 39
В течение трёх отпущенных дней Мумут завалили наскоро понатащенными из снов цветами и открытками, а в коридорах развесили гирлянды из страниц злосчастных двух томов. Онейролог бесилась, её коллеги лишь снисходительно улыбались.
– Не так уж он плох, этот лондонский графоман. Литература не всегда приносит страдания, в конце концов, – утешал коллегу Мигель. – Приличные и талантливые фантасты могут изменять жизни. Я не рассказывал Вам историю своей свадьбы?
7.Сон о китах и барселонских девах
– Я уверен, – втолковывал Мигель коллеге, чьё раздражение практически искрилось в воздухе, несмотря на закрывающую лицо маску, – что Вам будет полезно и просто интересно послушать мою историю. Мы всё-таки уже давно коллеги, а друг о друге ничего не знаем.
– Vraiment? Ну, если это прояснит причины Вашей ненормальной привязанности к супруге и не займёт слишком много времени, прошу, приступайте.
– Первый раз я встретил Бернардиту почти тридцать пять лет назад…
***
– В возрасте двадцати трёх лет я представлял собой жалкое зрелище: кое-как учился на филфаке в петербургском универе, подрабатывал грузчиком на выходных и гардеробщиком по вечерам. Других вакансий в доступности от моего жилья не нашлось, а репетитор из меня оказался никудышный. Возвращался домой к девяти, я сгрызал что-нибудь сухое, что нашлось из запасов, добытых на стипендию – родственников для финансирования у меня не осталось – а потом шёл на вечернюю смену в соседний театрик таскать куртки и пальто. Возвращался домой за полночь, а вставать приходилось в пять, чтобы вовремя добраться на учёбу из конца света, где была квартирка покойной тётушки. Разумеется, ни о каких свиданиях-женитьбах тогда не могло быть и речи.
Я чувствовал, что сил моих больше нет вести такую жизнь, но что оставалось? Язык – я ж с факультета французского – я действительно любил, даже планировал, как диплом будет, устроиться в одно хорошее издательство, так что бросать было жалко. Однако недосып и постоянная гонка в учёбе и на подработках уже заметно попортили мои характер и здоровье. Наконец, в один декабрьский день я не выдержал: наврал про срочные семейные обстоятельства, не пошёл ни на какую работу и завалился спать в совершенно детское время.
– Минуточку, а мне что до этого? Какая разница, когда вы там лентяйничали?! К сути дела это не относится.
– Мадам, Вы можете спокойно послушать? Это и есть самая суть!
Сколько себя помню, сны у меня всегда были яркими и неправдоподобно… плотными, что ли? Скорее места, чем состояния. Вам ли не знать! Но там и тогда, ясное дело, знакомые не воспринимали их всерьёз, только советовали провериться у врача. Что же, проверился – ничего не нашли. В детстве и юношестве, лет до двадцати, я и вовсе лунатил, предоставляя родственникам прекрасную тему для шуток. Но приснившееся мне в ту отгулянную зимнюю ночь превосходило всё, что было до этого. По сути, это была моя инициация в онейронавтику – первое осознаное сновидение.