Никогда не говори "навсегда" - стр. 6
Медсестра, измерив мне давление, выходит. Палата общая, и кроме моей стоят ещё три кровати. Надеюсь, я никого не разбудила своими воплями. Опускаюсь на подушку и, повернув голову в сторону, смотрю в темноту окна. За окном ночь, такая же чёрная, как пустота внутри меня. Из-за слёз, стоявших в глазах, отражение в стекле искажается, и мне кажется, что я снова в родильном зале, слепят лампы, а в ушах до сих пор звучат ужасные слова фельдшера скорой помощи: «Сердцебиение не прослушивается». Всё остальное похоже на кошмарный сон. Суета, обрывки фраз, стимуляция родовой деятельности. Тогда мне почему-то казалось, что ещё можно что-то изменить. Но когда гинеколог, принимавший у меня роды, положила на стол крошечное тельце, акушерка слишком поздно загородила собой страшную правду.
– Не смотри туда. Не надо… Кошмары сниться будут…
Они и так будут мне сниться.
– Кто? – спросила беззвучно.
– Мальчик…
Мальчик. Мой нерождённый сынок. Прости меня.
***
До меня доносится шёпот соседок по палате.
– Тише вы! Новенькую разбудите. Она и так всю ночь проплакала.
– С ребёночком что?
– Потеряла…
– Бедняжка…
– И не говори. Я слышала, Зоя Ивановна её успокаивала.
– У нашей Зои Ивановны сердце золотое. Сколько она нас, горемычных, через себя пропустила…
Я так и не смогла уснуть. Наверное, можно было попросить поставить снотворное, чтобы забыться, а не разрывать ужасной реальностью себе сердце и душу. Но я просто не могла заставить себя встать.
Не хочу шевелиться, никого видеть, и ни с кем разговаривать. Лежу, свернувшись клубочком, делая вид, что сплю.
Девочки переговариваются между собой вполголоса, рассказывают о своих планах, своих семьях, о тех, кто их ждёт дома. Как их домашние справляются без них. От их разговоров веет теплом, уютом, тихим счастьем. Моя же семья оказалась сплошной иллюзией, воздушным замком, миражом. И сейчас я как никогда остро чувствую не просто своё одиночество, а тупую отчаянную безнадёжность.
Я наивно считала, что как только у нас появится малыш, то семья станет полной, завершённой. Но оказалось, что завершать нечего. А ведь я ничего бы так и не узнала, не попросись выписаться домой раньше.
От одной только мысли, что Славик просто вернулся бы и как ни в чём не бывало продолжил жить, меня сжигает адская злость.
«Он же ведь не налево пошёл».
Как за солью, чтоб его, вышел!
Сжимаю кулаки и, как бы я не сдерживала себя, тихо скулю, уткнувшись лицом в подушку.
Видимо, наступает долгожданное забытьё, потому что я не сразу понимаю, когда меня спрашивают:
– Аличева это ты?
– Да, – шепчу пересохшими губами и пытаюсь сфокусироваться на молодой женщине, подошедшей к моей кровати. Мой взгляд невольно опускается на её выпирающий живот. Снова жжёт глаза и застилает пелена из непролитых слёз.