Никогда не говори "навсегда" - стр. 5

Стараюсь дыханием успокоиться и снять боль. Не выходит. Поднимаю на Наташу беспомощный взгляд.

– Наташ, скорую…

***

Сквозь сон слышу, как капает вода.

Кап. Кап. Кап.

В полнейшей тишине звук бьёт по нервам.

Славик, как обычно, не закрутил до конца кран. Опять. Надо встать и закрыть. Но сил нет. Совсем.

С трудом открываю глаза. Но вместо двухуровневого натяжного потолка вижу обычную люминесцентную лампу, и память жестоко откидывает меня назад.

Головокружение, спазм, резкая боль, скорая, сирена, индукция родов, припадок, а дальше темнота.

Дёргаю рукой, чтобы коснуться своего плоского живота. Острая боль рвёт вену, в которую воткнута игла от капельницы, но её не сравнить с той болью и пустотой, что осталась внутри меня.

– А-а-а! – Хочу кричать, но из горла вырывается рваный хрип.

Непрошенные слёзы, обжигая, сами катятся по лицу, и меня штормовой волной накрывает истерика. Из груди рвутся рыдания, выплёскивая наружу всю боль, что скопилась в сердце. Громко. В голос.

В палату вбегает дежурная медсестра.

– Тише, моя хорошая. Тише. Разбудишь всех. – Пожилая женщина пытается успокоить, словами достучаться, что нервничать сейчас мне никак нельзя. Что я ещё молодая, и всё у меня будет хорошо. Но её слова остаются за пределами моего разума, стекают, как вода по стеклу. Я не хочу принимать реальность и оставаться в ней.

Меня бьёт и колотит как от электрического разряда, только желанное забвение не наступает. Пересиливая себя вырываю иглу из вены, пока меня не сжимают не по-женски сильные руки, и я рыдаю, уткнувшись в плечо чужому человеку.

– Поплачь. Поплачь, моя хорошая. Легче станет. – Разрешает медсестра и гладит по голове как маленькую.

Я не плачу, я вою. От боли за потерянного ребёнка, рождение которого так ждала, и… не смогла сохранить. От безысходности, потому что небеса забрали его у меня, и теперь я останусь одна. Навсегда.

Наступает какое-то равнодушие. Словно вместе с моим малышом во мне умерли все чувства и эмоции, и сейчас я не знаю, как буду жить дальше.

– Всё? – спрашивает. – Легче?

Нет. Мне нисколько не легче. И вряд ли когда-нибудь станет.

– Да. – Лгу и сквозь слёзы смотрю в уставшие добрые глаза. – Спасибо.

– Спасибо скажешь, когда сможешь выносить и родить. А если будешь так убиваться, то давление опять подскочит. Нельзя с ним шутить.

– Не буду.

– Вот и умница. Постарайся поспать.

– Хорошо.

Только я не умница, а самая последняя, настоящая дура. Умница видела бы, что любимый муж уже давно превратился в бездушное чудовище. Но я ничего не замечала. Сама оправдывала его тем, что Славику нелегко, Славик устал, Славику нужен отдых. Жалела. Вот и дожалелась.