Ни днём, ни ночью - стр. 8

Хельги и спорить тогда не стал, разумел – обморозит ноги-то по пути. Взял и копытца, и ремешки, обернул поршни и поставил у теплой стенки.

– Ты шкуру-то подними, – Раска сняла свои обутки, скинула поясок и улеглась на мягкие тюки. – Вместе теплее. Тётька в дом не пускает спать, говорит, негде. А там есть где! Она меня за мамку казнит, злыдня!

Так и улеглись вместе, обнялись. Хельги еще долго не спал, глядел сквозь щели в темень, да слушал, как сопит пригревшаяся у него под боком Раска. К середине ночи опять вздумал рыдать, но себя пересилил. Отца не хотел позорить, а потому послушался сопливой девчонки и порешил стать воем. Да и зарок Раске кинул от сердца, а коли кинул, так надо выполнять.

Через миг Хельги очнулся, услыхав голос Звяги, помотал головой, что пёс, какой отряхивается от водицы.

– Хельги! Хельги! Ты уснул, никак? – звал дядька.

– Не уснул, – наново оправил опояску и полез за пазуху, где лежал кус белой паволоки* для Раски и золотой. – Развилку-то давно прошли?

– Полоумный, – Звяга хохотнул глумливо. – Уж весь видна. Оно ли? Кожемякино твое?

Хельги тронул коня коленями и послал того рысью, краем глаза подмечая, что десяток его не отстал. Так и вошли в малую, забытую богами, весь.

– Попрятались, – дядька сплюнул зло. – Трусливый народец.

– Поспешай, Звяга, – Хельги уже летел знакомой дорогой к подворью Кожемяк, а подлетев, обомлел: вместо домины – дымящиеся головешки. Огнем смело и дерево посреди двора, какое помнил десяток зим Хельги Тихий, сын Добрыни Шелепа.

– Род могучий, что это? – Хельги вздрогнул от своего же голоса.

Оглянувшись, увидал толпу людишек, что жались возле уцелевшего заборца.

– Здравы будьте, – крикнул. – Кожемяки тут есть? Выходи. С миром мы.

Никто не ответил, но Хельги услыхал шепотки – поначалу тихие, потом громче да с опаской.

– Языки отсохли? – Ярун, ближник Хельги, двинулся к толпе.

– Погорели Кожемяки, – вперед вышел крепкий мужик. – Всю ночь полыхало. Видать, упились на радостях да щепань не потушили. Иль искра от очага прилетела. В дому-то токмо Ждан с женой остались, да сынова вдовица.

– Раска жива? – Хельги спешился и пошел к смелому. – Что молчишь? Была тут она?

Мужик заозирался, попятился. А Хельги приметил, что глядел он на молодуху, какая стояла поодаль, придерживая рукой тяжкое непраздное чрево.

– Раска где? – Хельги пошел к бабе.

– Сгорела, – прошептала молодуха, затряслась, заплакала.

– Врешь, – Хельги сжал кулаки, не желая верить в такое. – Как звать тебя?

– Волица я, жена рыбаря. Сгорела подруженька моя, – баба утерла мокрые щеки рукавом. – А ты кто ей будешь-то?