Ни днём, ни ночью - стр. 17
Печалился Хельги, да так, как давно не случалось. Корил себя, приговаривал: «Если б днем раньше, если б». Разумел, что такова Раскина судьбина, но унять себя не мог: и горевал, и злобился.
– Чего молчишь-то, дурень? – пытал Звяга.
– Дядька, – прошипел Хельги в ответ, – еще раз услышу, что дурнем лаешься, не взыщи. Зубы вышибу начисто и не погляжу, что поживший. Язык прикуси, езжай и помалкивай.
– Олег, да ты чего? – дядька от обомления рот открыл.
– Был Олег, да весь вышел. Хельги я, Тихий. Три десятка воев под моей рукой. И ты, старый, об том ни на миг не забывай.
Отлаял Звягу, а облегчения не вышло. Чернь на сердце пала, да густая, непроглядная. В той темени узрел Хельги лишь одно – помщение. Чуял, что близок враг его кровный, ватажник Буеслав Петел, бывший ближник Водима Хороброго.
– Звяга, пройдем еще две веси, поглядим, как встречают воев князевых, – Хельги махнул рукой и приотстал.
Оглядел три телеги, сплюнул зло. Взял малый обозец у Грибунков, пожалел мужика: перевозил семейство в Изворы. Тот просил отвести до торжища, боялся татей, каких развелось по лесам великое множество и все оружные, бывшие вои Хороброго. Теперь Тихий тому не радовался: шли медленно, неторопко.
Пока злобился, глядел на бабку-кикимору. И так голову склонял, и эдак, а не разумел, что за нежить такая. С виду, вроде, обычная старуха, каких в каждой веси по пучку, а глядится инако. Вот сидит, горбатая и пожилая, а ногами болтает, как девчонка. Да и ходы* невелики, поршнями облеплены ладно. Руки по персты под тряпицами спрятаны, на щеки, лоб и рот плат худой натянут. А вот бровей покров не укрыл: ровные, вразлет, посеревшие от дорожной пыли. Глаз Хельги не разглядел: кикимора щурилась, морщила тонкий нос. Щеки вымараны грязью или иным чем, и про то Тихий раздумывать не пожелал.
Чудная бабка, видно, приметила его взгляд, нахохлилась, ворот кожуха на голову накинула и, вроде как, задремала. А Хельги разумел – сторожится чего-то, опасается. С того и хмыкнул ехидно: бабке-то нищей чего пугаться? Уж с той стороны Калинова моста ей машут, ждут к себе, а она все сладкой доли ищет, по свету бредёт.
– Хельги, – Ярун-ближник подскочил, – за Зубарями лесок есть, там заночуем. В веси я б на ночлег не встал, лихие шастают оружные до зубов. Да и людишки с опаской к нам. Тут повсюду смутьяны Хороброго.
– Добро, – кивнул Тихий. – В Зубарях снеди сторгуем, и в лесок. Ярун, ты в весь не ходи, встань поодаль. Налетят, шумнешь. С собой Звана возьми.
– Хельги, – окрикнул мужик с телеги, – я ее кормить не стану. Ехать хочет, пущай едет, а снеди не дам. Самим мало.