Невысказанное завещание (сборник) - стр. 19

на жизнь не хватало, и поэтому Лукман весной и летом рыбачил, а зимой ставил капканы на зверя, прослыв в деревне хорошим охотником. К этой земле своих дедов, к этой речушке, которую они перегородили когда-то запрудой, старик был привязан сердцем, и неумолчный шум воды у мельницы звучал для него мелодичной, напевной сказкой. Вот по этой тропинке, протоптанной ещё его отцом от камня, на котором сейчас сидит старик, до запруды, ходил он восемьдесят лет и думал, что никогда не зарастёт она травой.

Когда Лукману перевалило за тридцать, он привёл к себе в дом молодую жену Шамсинур. Уже после того как поженились, пришла к ним любовь, и жили они дружно, в согласии. Народились одна за другой четыре дочки. Но ежегодно в деревне свирепствовала чёрная оспа. И девочки, одна за другой, сошли в могилу, остались в памяти лишь их имена. Здоровый, жизнерадостный мужчина затосковал, пока наконец Шамсинур не подарила ему мальчика. Этот уж должен был расти, не поддаваясь никаким болезням, потому и назвали его Тимерджаном[17].

Сын! Словно чистый, серебристый родник, пробивающийся из земли, бегущий вперёд и вперёд, через все преграды. Ах, как рад был Лукман мальчику, все свои надежды возлагал на Тимерджана. Откуда-то издалека, из глубины прошлого смотрит ему в глаза парень, стройный, как тростник, шапка набекрень, а лица уже не разглядишь… А детство этого парня совсем в тумане, лишь некоторые мгновения былого оживают перед глазами. Помнит он, как водил Тимерджана туда, на мельницу. Мальчик, как только встал на ноги, должен быть с отцом. Если будет расти в тепле, под материнским крылышком, станет слабым, изнеженным; его нужно вывести на ветер и дождь, на жару и холод, чтобы рос он здоровым и крепким.

Сейчас старик уже не помнит, но, кажется, именно так он думал тогда. Но хорошо запомнилось ему, как Шамсинур, потеряв покой, то и дело бегала к реке, беспокоилась:

– Где он? Что делает?

Лукман нарочно, чтобы попугать жену, отвечал беспечно:

– Даже не знаю. Только что тут был.

Шамсинур металась вокруг мельницы.

– Как это «не знаю»? Ведь он утонуть может. Нет, больше ты его с собой не возьмёшь.

Тогда Лукман успокаивал жену:

– Ну, ну, не тревожься, пошутил я. Вон твой Тимерджан, с горы камни катает.

А с вершины крутой горы смотрит на деревню похожий на шаловливого козлёнка простоволосый мальчишка в красных штанах и белой рубашке.

Шамсинур опять пугается:

– Ай, Аллам! Скатится ведь.

– Скатится, так снова поднимется. Пусть растёт на воле,  – говорит Лукман, которому нравится, что сын его смел и проворен.