Невеста Пушкина. Пушкин и Дантес (сборник) - стр. 16
– Тащите его! Тащите скорей! – кричит, не слушая его, Наталья Ивановна.
Николай Афанасьевич упирается и тоже кричит истошно, но его подхватили под колени и уносят на руках.
– Они и рады! Этот Терентий!.. Барину своему руки вязать! – не унимается Сережа и вызывает грозный окрик матери:
– Сережка! Уйди вон отсюда! Иди заниматься!
– Вот они, пугачовцы!.. Это пугачовцы! – испуганно бормочет Сережа и стремительно выбегает вслед лакеям, уносящим отца; за ним порывисто уходит Наталья Ивановна, а за нею Афанасий Николаевич и Аграфена; остаются одни приживалки, не решаясь уйти из молельни, и, всплескивая ручками, говорит Катерина Алексеевна:
– Боже мой, боже мой, что же это с ним? Все время был тихий, только ходит и бормочет, а то про себя улыбается… и вдруг… что такое?
– Музыку, должно быть, полковую услыхал… Или лошадь близко около себя увидел… – пытается догадаться Софья Петровна.
– Где же ему лошадь увидать? – хочет уяснить Катерина Алексеевна.
– А может в саду гулял, а за оградой чья-нибудь лошадь… Ведь это когда он с лошади упал, за зайцем скакал, тогда ведь это с ним сотрясение головы случилось!
– А какой музыкант был замечательный, ах-ах, ах!.. Жить бы да жить в уме, в здоровье, ан вот…
И Екатерина Алексеевна скорбно качает головкой, а Секлетея Кондратьевна спрашивает ее мрачно:
– Что же нам теперь? Будем ли молитвы продолжать или уж расходиться нам?
Проворно оглядываясь на открытые настежь двери, отвечает ей Софья Петровна:
– Я полагаю, что как же иначе? Уж Наталья Ивановна свое сделает, а как же?
– Как это свое? Это – божье, а не наше совсем! – подозрительно глядит на нее Секлетея, и Софья Петровна вынуждена поправиться:
– Ну, то есть свой обиход жизни, я хотела сказать!.. А вот учитель Сережин, немец, и даже из комнаты сюда не вышел… Ему хоть из пушек пали!
Между тем неотступно думающий о господском обеде Пров сначала заглядывает в дверь, потом появляется весь толстый, в белом:
– Ну вот, потребуется в свое время обед, а что я сделаю, когда провизии мне не дадено? А говорю, внимания ко мне нет. Потом же крик один будет, а в рассуждение никто не возьмет: чем же я виноват? К Аграфене обращаюсь, Аграфена не знает, а кто же ключница? Аграфена! И она не знает! Кто же тогда знает?
Однако входит всезнающая Наталья Ивановна решительной походкой и говорит недовольно:
– Куда это все разошлись? А? А ты чего опять здесь, Пров?
– Барыня! Я опять же касательно обеда… – кланяется Пров, насколько может по своей толщине.
– Как ты сме-ешь входить безо времени? Кто тебя звал сюда? Кто? А? – раздражается Наталья Ивановна.