Невеста Пушкина. Пушкин и Дантес (сборник) - стр. 15

Наталья Ивановна, отступая в ужасе, смотрит на него так, точно сейчас же он должен провалиться сквозь пол, и она даже подбирает платье, как бы опасаясь провалиться с ним вместе:

– Так говорить о Господе нашем? Вы – афей, афей! Оставьте меня! Идите отсюда, идите!.. Так говорить перед иконами?..

И она крестится и пятится, крестится и пятится и пронизывает старца иступленно возмущенным взглядом.

Но старец, расслышав слово «афей», т. е. безбожник, возмущается и сам, всех кругом оглядывает изумленными глазами и крестится частыми крестиками, бормоча:

– Я – афей! Я?.. В первый раз слышу!

В это время за дверью, в которую вошел Афанасий Николаевич, раздаются дикие крики:

– Держите! Уйде-ет! – потом торопливый и звучный топот ног, и в дверь врывается растрепанный, в сером байковом халате, рыжий с проседью, голубоглазый Николай Афанасьевич, его сын, муж Натальи Ивановны, а за ним его камердинер Терентий, красивый человек средних лет, и еще двое лакеев помоложе. У одного в руках широкая белая крепкая тесьма с петлею.

Николай Афанасьевич, вбегая в середину шарахающихся от него дочерей и жены, кричит неестественно громко:

– А-а, царица с царевнами!.. А царевичи, царевичи, где?.. Где царевичи?.. А-а! Вот один, вижу! – находит он глазами Сережу, робко выглядывающего из-за сестер.

В ужасе пятясь от мужа под иконы, визгливо кричит Наталья Ивановна:

– Вяжите его! Вяжите!

Но Николай Афанасьевич схватывает Натали и тискает ее, приговаривая:

– Ца-рев-на Ле-бедь! Царевна Лебедь!

Натали визжит, вырываясь из отцовских объятий. От нее разбегаются сестры и приживалки.

– Терентий! Терентий, вяжи! – вопит Аграфена.

Терентий с лакеями бросается на Николая Афанасьевича, который воет пронзительно и заунывно, по-волчьи. Они опрокидывают Николая Афанасьевича и вяжут ему руки. Освобожденная Натали выбегает вон из комнаты, плача, а за нею обе сестры.

Наталья Ивановна топочет ногами, приседая:

– Вон его! Несите вон его отсюда!.. Несите же!.. Тащите, вам говорят!

– Здо-ро-вый! – рычит, борясь с больным, один из лакеев.

Это слово расслышал Афанасий Николаич.

– Я то-оже был когда-то здоровый! Эх, Коля, Коля! – кивает он беспомощно.

– Ногами бьет, барыня!

– Нет терпенья! – орет другой лакей.

Но его покрывает пронзительный вскрик Терентия:

– Укусили! Барыня! Они меня укусили! Ей-богу!.. Ах, погибший я теперь человек! Сбешусь!

И в отчаянии, что теперь непременно он сбесится, Терентий толкает своего барина локтем в лицо.

Это замечает Сережа и кричит высоким, тонким, но ломающимся, как у всякого подростка, голосом:

– Не сме-ей! Хам! Не смей бить папу!.. Мама, они папу бьют!