Неупиваемая Чаша (сборник) - стр. 65
XIV
И был у нас тот вечер как на похоронах. Наташка за ширмочки забилась. Колюшка в жильцовской засел, а Черепахин на каток с трубой пошел, и скрипач ушел в свой кинематограф. И в ресторан я не пошел после такого расстройства. Прилегли мы с Лушей отдохнуть. И уж часов семь было, всполошила меня Луша:
– Дым у нас в квартире, пожар!..
Вскочил я – полна квартира дыма, лампы не видать. В жильцовскую комнату кинулся, а там Колюшка мечется.
– Лампу, – говорит, – оправлял и спичку в угол бросил, на бумаги. Я в печку сгреб, а трубу забыл открыть.
И вдруг звонок. Колюшка отпирать кинулся, пошептался с кем-то в темноте, схватил пальто и – марш.
Что такое? Не пойму ничего, как представление какое весь день. А Луша мне все свое:
– Что-то они это путают, сдается мне… Может, она с тем-то разошлась, а для отводу с квартиры перебралась…
Плетет неведомо что. Через полчаса Колюшка заявился.
– Что, – говорю, – у тебя за маскарад?
Васиков будто приходил на вечер звать, но он только его проводил и отказался. И такая меня тоска забрала, согнал я всех своих и Наташку из темноты вытащил.
– Что вы, – говорю, – как чумовые какие по норам сидите?
Послал за орехами, сели в короли играть, силой заставил, а то уныние. Только и радостного, что бумаги прибыль дали. Нарочно Наташку в короли провел – нет! Надутые все и взятки пропускают. А Луша Колюшку пытать про жиличку:
– Без жилички своей скучаешь?.. Что смотришь-то!
Шваркнул он карты и ушел. И опять все расклеилось. И ужинать не стал. А как стал я спать ложиться, подходит и говорит:
– Вы, пожалуйста, никому не сказывайте, что я жильцовское имущество возил.
– Почему такое – не говорить?
– А потому, что сейчас очень полиция следит и не дозволяет распространять хорошие сочинения… Могут быть неприятности… И вообще лучше ничего не говорите.
– Да кому мне говорить-то? Очень кому нужно!
– Ну это другое дело… А я вас предупреждаю.
Так меня запутал, что ничего я не понял. А вскорости и Черепахин заявляется с катка. Очень бледный и сильно покачнулся. Да еще бутылку несет.
– Прощайте, – говорит, – ласковые взоры!
Стал спрашивать, что такое, – оказывается, околоточный на катке сказал, что завтра мобилизация его сроку и ночью призовут. В типографии уж печатают оповещание.
– И позвольте, – говорит, – мне напоследок выпить за ваше здоровье и набраться духу…
– Ну, набирайтесь, – говорю, – но чтобы только смирно…
Выпил и я с ним рюмку, а он так и спешит. И вскорости так себя направил, что стали у него глаза в разные стороны смотреть и кровью налились. И вдруг разворачивает бумажку и показывает: