Немного пожить - стр. 5

А еще рукоделие. Ее вышивки – это не цветочки, не птички, не домики, не закаты, а слова, шелковые буквы, которые она вышивает одну за другой с мстительной тщательностью, медленнее шелкопряда, плетущего свой желтый след…

Он умирал в мучениях, но обратив взор к Богу, ни разу не пожаловался. Увидимся по ту сторону, сказал он жене. У нее не лежало сердце с ним спорить

Забавно, как изменяет буквы манера вышивки. Волшебный сад из тончайших нитей, пухлогубые влюбленные в золотых одеждах, алеющие парные сердца – все это подписано пляшущими детсадовскими буквами «Beryl Dusinbery», и никто не замечает в твоем шве жестокосердия. Таким способом я завоевывала своих мужей. Что бы я ни говорила, их завораживала моя внешность, мои захватывающе синие глаза превращали мои ядовитые слова в любовные излияния.

(Такой женщине лучше не противоречить, но если уж на то пошло, то синева ее глаз не такая захватывающая, как она себе воображает, – ни сейчас, ни в прошлом; мужчин сводил с ума жесткий угловатый кубизм ее лица, впечатление, что она внимательно их слушает и одновременно отворачивается, ее сосредоточенная отрешенность, предполагавшая – в сочетании с ее широкими выпирающими скулами – скучающий, но хищный умысел.)

Я никогда не охотилась на мужа – если понимать слово «муж» в широком смысле. Как понимала его Клеопатра. «Иду, супруг мой». Мертвый супруг, добавлю я. Да, я иду.

Точно так же у меня никогда не было в планах детей. И домашних помощниц – терпеть не могу это слово, когда умудряюсь его вспомнить. Почему не персонал, не свита? Моя увечная безмозглая свита, сгрудившаяся вокруг газовой плиты, чтобы погреться, а также с целью накормить меня сугубо диетическим печеньем, а еще поймать меня, когда я грохнусь. Иногда я падаю специально, чтобы им было чем заняться. Ловите жмура! «Оп-ля!» – кричу я, соскальзывая с кресла. Я отношусь к этому как к услуге, так им больше нравится их работа. «Иду-иду, миссис Берил, уже иду!» – кричит Эйфория, выбегая из кухни. Если бы я взаправду упала, то померла бы, пока она удосужится меня поднять. Чтобы привлечь внимание Насти, приходится и того пуще драть глотку. Эта вечно слушает свой румынский музыкальный канал и глазом не поведет, даже если на ней загорится одежда. Пускай вокруг бушует пламя – подумаешь, главное, чтобы играла музыка. Наверняка это влияет на ее способность сохранять равновесие. Рано или поздно она зацепится за свои провода и удавится ими. Одним словом, добравшись сюда, эти недотепы находят меня сидящей как ни в чем не бывало в кресле. «Чем я могу вам помочь?» – спрашиваю я, почти не отрывая взгляда от вышивки.