Немного пожить - стр. 2
– Я никогда не притворялась игривой. Обычно этим грешат папаши.
– Наши отцы всегда отсутствовали.
– Это тоже в природе отцов. Будь добр, удовлетвори любопытство старухи. Ты назвал меня наименее игривой матерью из всех, кто жил на свете. Так сколько матерей тебя воспитывали?
– Можно поручиться, что другие матери не отказываются читать детям сказки перед сном, потому что они, видите ли, скучные и наивные. Господи, ты так и говорила – «наивные»!
– Вот видишь, я научила тебя словечку, которое ты помнишь до сих пор…
– Но не могу употреблять.
– А ты попробуй вращаться в более образованных кругах.
– Я член палаты лордов, мама.
– Мои старания не прошли даром.
– Жизнь – это не просто слова…
– Неправда, жизнь – это просто слова.
– Это еще чувства.
– Чувства!.. Что такое чувства без выражающих их слов? Ворчание, простое хрюканье, пока ты не подберешь слово для обозначения причины твоего ворчания. По этой причине свиньям не дано выразить Weltschmerz[2] или ностальгию по грязи.
– Откуда ты знаешь, что им дано, что нет?
– Они никогда этого не упоминают.
– Когда хрюкаешь от страха, знаешь, что тебе страшно. Мы никогда не говорили о своем страхе, но мы его испытывали.
– Вы боялись, потому что существовала угроза или от природной робости?
– Нам так и не удалось в этом разобраться. Ты с рождения нагоняла на нас страх. Ты читала нам перед сном сказки братьев Гримм и «Степку-растрепку» – по-немецки.
– Ich?
– Dich! Я все еще просыпаюсь от собственного крика, потому что Храбрый Портняжка собирается откромсать мне пальцы.
– Необходимо было напоминать вам об исходящей от немцев угрозе. Не забывай, из-за них я лишилась твоего отца.
– Это был не мой отец.
– Это были смутные времена.
– Сейчас, что ли, не смутные?
– Сейчас тоже.
– Ты только больше все запутываешь, когда вдруг принимаешься веселиться. Ты была властной матерью, пока растила нас, и мы бы предпочли, чтобы ты такой и осталась. Тебе не к лицу притворяться вдруг беспечной девчонкой.
– Мне не хватает слов, – сказала она.
Это не протокол одного реального разговора с реальным сыном, а сумма многих. Впоследствии ее дети жалели о своей резкости. Матери оставляют после себя жирный след осуждения и вины. Даже эта мать. Да, она за многое в ответе – хотя бы за полное отсутствие у них чувства юмора; а еще за отсутствие в их жизни даже подобия отца, за их безразличие к благополучию друг друга; быть может, даже свою железную хватку они унаследовали у нее. Впрочем, ее девяносто с чем-то лет – не шутка. Нельзя вечно винить во всем свою мать. Если бы они проявили к ней хотя бы толику участия, то – как ни трудно это представить – кто знает, что бы из этого вышло…