Неизвестный Алексеев. Том 3: Неизданная проза Геннадия Алексеева - стр. 50
Вечером с женой и дочерью (они приехали ко мне в гости из Алупки) прогуливаюсь по ялтинской набережной. У самой пристани расположились увеселительные аттракционы. Анюте больше всего понравилась карусель новейшей модели в виде огромного, шевелящего ногами осьминога. Взяли билеты, влезли в кабинку. Осьминог закружился, плавно подымая и опуская толстые зеленые конечности. Но вдруг что-то случилось, и чудовище замерло. Мы с Анютой повисли в воздухе на высоте четырех метров. Через минуту объявили, что по техническим причинам аттракцион работать не будет, и загорелые веселые парни, обслуживавшие развлекательные аппараты, стали пригибать осьминожьи ножищи к земле и вынимать из кабинок неудачников-ездоков. Вынули и меня с дочерью.
– Вот всегда так, – сказала Анюта, – как только мы с тобой остаемся вдвоем (жена, усадив нас на осьминога, оправилась на почту), происходит что-то нехорошее. То мы в лужу упадем, то ключи дома забудем, то…
Французский фильм о молодости Эдит Пиаф. Из нищеты и грязи, из мира проституток, воров и сутенеров маленькая, невзрачная, полуграмотная обладательница редчайшего голоса подымается все выше и выше ко всемирной славе.
5.7
Проснулся часов в пять и, лежа в постели, долго слушал говорящую птицу. Она произносила теперь слово «пожалуйста» (вежлива она, однако). Потом я снова заснул, и мне приснился странный, тревожный сон.
Я приехал на дачу. Подходя к нашему дому, замечаю, что он сильно изменился – раздался вширь и стал похож на крестьянскую избу. «Ну да, – думаю я, – мама хотела настлать новые полы, чтобы в доме было потеплее. Заодно, видать, немножко перестроила дом. Страсть как любит она все переделывать». Вхожу и вижу, что в доме полно народу. Люди какие-то полузнакомые: где-то я с ними встречался, да позабыл где. Посреди большой комнаты (раньше в доме такой не было) на столе неподвижно лежит светлоголовый мальчик, который тоже кажется мне знакомым. «Покойник», – думаю я, но тут же соображаю, что мальчик живой – у него на щеках яркий румянец.
– А где же мама? – спрашиваю я у присутствующих.
– Она вышла замуж, – отвечают мне.
– Замуж? – удивился я. – За кого же?
На это мне не отвечают, но в углу кто-то тихо хихикает. Озадаченный и опечаленный выхожу из дому и замечаю, что лес, окружавший нашу дачу, исчез. Предо мною поле, вернее, поросшая травою пустошь с какими-то подозрительными ямами и канавами. К тому же я не узнаю свою одежду: поверх костюма на мне надет длинный, до пят, плащ, синий в черную клетку. Поверх плаща – куртка из непромокаемой ткани, похожая на ту, в которой я хожу за грибами. А сверху еще пальто – старенькое узенькое пальтецо, которое я не надеваю уже несколько лет и которое мама зачем-то хранит у себя в шкафу. «Почему я так тепло оделся?» – недоумеваю я.