Размер шрифта
-
+

Не ныряйте с незнакомых скал - стр. 5

Но уровни – это хорошо придумано. Кто-то умный придумал про уровни, но, наверно, и сам не понял, что́ он придумал.

Зато я теперь понял. Теперь, когда я перешёл на другой уровень. Вернее, когда мне пришлось осваивать другой уровень.

Волей-неволей.

Глава 3

– Тебе ноутбук дать? – спокойным голосом спрашивает мама. – Мне надо в собес. Я всё-таки хочу выбить тебе электроколяску. Оказывается, тебе положено две коляски – для улицы и для дома. Шейникам – положено. От этих чиновников разве добьёшься того, что надо! Хожу как нищенка – выпрашиваю, выпытываю, унижаюсь!

– Не ходи.

Мать поднимает бровь и глядит на меня:

– А кто пойдёт? По-хорошему, они должны бы нам домой эти коляски прикатить.

– Ты много хочешь. А вот кто меня будет сажать в эту коляску?

– Я думаю, ты сам научишься. На руках. Надеюсь, Олежка.

– Ма, но ты же знаешь, что у меня даже ложка из руки вываливается.

– Научишься.

– Нет.

– Делай гимнастику. А то ты день занимаешься – два нет.

– Ма, отстань. Я занимаюсь, когда ты не видишь. Два раза в день – точно.

– Не отстану.

– Ладно, – говорю я, чтоб она успокоилась. – Вот ты уйдёшь – я начну.

Мать снова перевела меня в лежачее состояние. В полулежачее.

– Ноутбук дать? А книжку?

– Нет.

– Что, так и будешь смотреть в потолок? Музыку хоть включи.

– Не хочу. Полчаса посижу так. Я же гимнастику буду делать.

– Ну давай. Ты это… Не думай так уж сильно… Не растравляй себя. Что поделаешь… – примирительно вздыхает мама.

– Угу, – отвечаю я.

«Как могу, мама. Как могу, так и думаю».

Я хочу сказать матери, чтоб она быстрее уходила.

Я хочу прокричать матери, чтоб она быстрее сваливала. В собес, в пенсионный отдел, в ресторан, на каток, на лыжный кросс. Куда угодно.

Я хочу прорычать матери: «Канай отсюда, старая стерва!»

Далее идёт матерное послание.

Но я сдерживаюсь. Я просто проявляю максимальный протест, которым владею: я закрываю глаза и откидываю голову на подушки.

– Ну, я пошла.

– Угу.

Всё, дверь закрыта. Через пару минут щёлкает и входная дверь.

Слава богу, я один.

Теперь я могу завыть.

– У-у-у!..

Я вою. Я – раненый молодой волк с перебитым хребтом, который почему-то не умер, а остался в живых. Я бьюсь головой о подушки. Я сжимаю кулаки, насколько могу сжать. Я бью кулаками по матрасу. Правая рука тотчас выдаёт спастику.

Я скрючиваюсь от боли. Гимнастика, мать её!..

На какое-то время я даю себе волю. Я кричу в небо всё, что накопилось на сердце. Вернее, то, что накопилось за шесть месяцев, что копится там постоянно и никуда не девается.

Ну почему?

Почему я, именно я?

Я не хочу! Не могу! Не желаю! Моя воля подавлена чем-то мощным, неконтролируемым, жестоким. Разве можно так раздолбать человека и оставить его жить с этим?

Страница 5