Навстречу миру - стр. 24

Качество пустотности, о котором мы говорим, изначальное; оно никогда не появлялось и точно так же не может умереть. Эта сущностная природа нашей жизни – нерожденная, как само пространство. Пространство – это не место обитания, в нем нет точки опоры, ничего, что могло бы обезопасить наши шаги. Мы не можем застрять в пустотности, подобной небу. Но вот мы здесь, живем в этом удивительном мире внешних проявлений, которому необходимо наше умение мудро различать действия. Тщательно, словно перебирая мелко смолотую муку, мы отсеиваем действия, призванные облегчить страдание – как наше собственное, так и других существ – от тех, что призваны причинить вред.

Хотя на мне были одежды простого буддийского монаха, я понял, что, пожалуй, одет лучше всех в вагоне. Благодаря своим резиновым сандалиям я был одним из немногих, у кого здесь вообще была обувь. Я подумал о своих студентах-мирянах и задался вопросом, как они справились бы с этой ситуацией. Но подозреваю, они большей частью путешествовали средним классом, а не самым дешевым общим.

Я опустил взгляд чуть ниже, выпрямил спину и спросил: «Что я чувствую прямо сейчас?» Все тело ныло от напряжения. Я приступил к сканированию, упражнению, которое часто выполняю перед сном. Направив внимание на макушку головы, я стал очень медленно спускаться вниз, задерживаясь, чтобы расслабить отдельные узлы напряжения. Я потратил какое-то время на лоб, и область над глазами, и особенно на зону межбровья. Брови были нахмурены, словно их скололи булавкой. Потом перешел к ноздрям, где удерживал внимание, пока они не расслабились и не перестали раздуваться. Область, где нижняя челюсть соединяется с черепом, всегда требует времени. Я подвигал ею верх-вниз, чтобы ослабить узел сопротивления, потом попытался найти среднее положение между напряженной и отвисшей челюстью, и это позволило разжать зубы. Плечи – еще одна область, которой всегда приходилось уделять внимание. Потом я стал спускаться к стопам. Я не чувствовал напряжения в ступнях, но потратил какое-то время и на них, чтобы направить энергию из головы вниз. Я провел около десяти минут, сканируя все тело от макушки до ступней. Потом несколько минут просто отдыхал, чувствуя себя спокойнее, чем раньше.

Это упражнение позволило направить мое чувственное восприятие внутрь. Мои глаза и уши сохраняли способность воспринимать, но прекратили рыскать вокруг, как GPS-трекер на телефоне. Я даже задремал на пару минут, пока меня не выдернул из сна вой, прорезающий ночь как молния. На долю секунды, ушедшей на осознание того, что это был просто гудок поезда, я оказался посреди разгневанной толпы или в центре террористической атаки. Это был не просто звук. Это был выстрел или бомба, которые возвещали боль и разрушение. Я слышал свои проекции, но не слышал сам звук. Ирония заключалась в том, что хотя он был настолько громким, что казался всепоглощающим, он не остановил работу моего интерпретирующего ума. Я подумал о глубоких вибрирующих звуках, которые издают двухметровые бронзовые трубы, используемые в тибетских ритуалах, – звуках, которые словно исходят из недр вулканов и больше подходят для сирены, чем для классической мелодии. Иногда во время церемоний в монастыре мне становилось скучно, не сиделось на месте, и тогда я предавался мечтаниям. Потом внезапно рев трубы прорывался через болтающий ум. Он наполнял меня такой взрывной силой, что на пару секунд не было ни тела, ни ума, и я становился самим звуком.