Навстречу миру - стр. 26
Когда жесткий ум держится за ошибочные взгляды – это цепляние. Мы цепляемся за то, что знаем, или за то, что вписывается в наш ограниченный опыт, и это искажает прямое, непосредственное восприятие. Когда мы чувствуем угрозу, исходящую от перемен, мы стараемся удержать все как есть – это еще один способ описать ту грань нашего «я», которая не дает умереть старым шаблонам. Но если мы сознательно не устраним их, мы не сможем воспользоваться преимуществами обновления.
Непостоянство, как и пустотность, – неотъемлемое свойство явлений. Постижение непостоянства исправляет ошибочное представление о неизменности мира. Но при работе с привязанностью прямое постижение пустотности еще более эффективно. Распознавание подвижности всех форм обезоруживает ложные притязания зациклившегося ума. В свою очередь это расширяет наше ощущение того, кто мы есть и на что способны. Понимание того, что все наши истории о гудках поезда или беспокойство об отношениях и репутации не коренятся в нас неотъемлемо, может освободить нас, как и знание того, что мы способны на изменения. Но для того чтобы прорваться сквозь иррациональные умственные привычки, еще более эффективным может быть понимание непостоянства как внешнего слоя смерти. Если мы хотим, чтобы преображение произошло на самом глубоком уровне, нам надо не просто признать непрерывность перемен, но принять тот факт, что процесс умирания и возрождения лежит в основе истины о непостоянстве. Однако ужас физической смерти заставляет нас сопротивляться даже мысли о том, что мы умираем каждый день. Мы путаем обновляющие смерти умственных состояний с окончательной смертью тела. В этом случае каждая форма смерти и умирания маячит на горизонте как неизбежный кошмар, и мы всю жизнь проводим, мечтая, чтобы он миновал нас. Но, изучив вопрос, мы осознаем: то, чего мы так боимся в будущем, на самом деле происходит в каждый момент настоящего.
Разговор, который произошел между двумя американками, описывает эти тесные отношения между физической и нематериальной формами смерти. Одна из этих женщин пришла ко мне после того, как ее двадцатилетний сын умер от передозировки наркотиков. Мы говорили о том, как ей жить дальше после такой трагической утраты. Где-то два года спустя ее лучшая подруга оказалась в процессе болезненного развода. И тогда эта женщина объяснила ей:
«Мой сын никогда не вернется. Я не питаю иллюзий по этому поводу. Мое отношение к себе и к миру изменилось навсегда. Но то же верно и для тебя. Твое представление о том, кто ты есть, кто готов поддержать тебя и с кем ты будешь идти по жизни, также навсегда изменилось. Тебе тоже надо оплакать свою смерть. Ты думаешь, что смирилась с невыносимой ситуацией во внешнем мире. Но так же, как мне пришлось позволить себе умереть после ухода сына, ты должна умереть для брака, который у тебя когда-то был. Мы скорбим о смерти того, что у нас когда-то было, но также о себе, о своей собственной смерти».