Наследники скорби - стр. 5

Тамир настойчиво повёл отца в дом, переводя беседу с жалостливого лепета на разговор более насущный.

– По осени? – уточнил он.

Строк закивал:

– Настудилась, занемогла да в три дня сгорела от лихорадки. Уж и целителя я звал, да только он руками развёл, мол, от старости и тоски припарок не придумано.

Сын нахмурился и спросил:

– Обряд-то по уму провели? Не поднялась? – он шагнул в тёмную, душно натопленную избу.

– Не поднялась, что ты, – замахал руками отец. – Из сторожевой тройки колдун отчитывал. Нам же в прошлом годе нового чароплёта урядили.

– Наузника, – поправил Тамир.

– Да, да, – торопливо согласился отец.

– Схожу на жальник, проверю, что он там отчитал, – отозвался сын, в душе не доверяющий никому кроме себя, и повернулся к замершему в стороне оробевшему пареньку: – Коня расседлай да сумы переметные в избу неси, нечего столбом верстовым стоять.

Застывший в изумлении мальчишка мигом ожил, поклонился и убежал – только пятки замелькали. Старый хлебопёк метнул на сына удивлённый взгляд. Не думал Строк, что его Тамир – прежде такой робкий – сможет когда-либо говорить столь властно. Но слышалось, что привычка приказывать давно и прочно прижилась в его низком негромком голосе.

Отец растерянно глядел на возмужавшего наследника, который казался ему теперь чужим. Если бы не лицо, в чертах которого угадывался облик почившей жены, Строк, небось, и вовсе усомнился бы в своем родстве с этим суровым незнакомцем.

– Скажи, есть ли у тебя нужда какая? – тем временем спросил сын.

Старик виновато ссутулился, думая, будто Тамир хочет упрекнуть его, и залопотал:

– Ты уж прости, родной, нет у нас уюта прежнего. Млава как умерла, так и опустела изба без хозяйки. Не серчай…

Он обвел рукой горницу, словно прося прощения, что встречает единственное дитя в таком убогом убранстве.

Обережник проследил за движением сухой ладони. Изба, как изба. При матери, знамо дело, и тканки на скамьях чище были, и полы выскоблены так, что глаза слепило. Но в остальном, всё, как пять вёсен назад – знакомые с детства сундуки, ткацкий стан в углу, прялка с куделью. Вроде, ничто не изменилось, лишь побледнело, постарело и без хозяйки словно бы осиротело. Да и пахло в доме не стряпней и чистотой, а дымом и пылью. Колдун покачал головой. Заметив это, отец зачастил:

– Как доехал, сынок? Может, баньку натопить?

Скрипнула дверь – в горницу вошёл с перемётными сумами на плече давешний мальчишка.

– Это кто? – словно не слыша отца, кивнул наузник в сторону паренька.

– Дак, Яська, – испугался Строк. – Ты его помнить должен, матушки твоей сестрич. Родня его по зиме сгибла – в печи камень обвалился, дым в избу пошёл. Угорели все – от мала до велика. Он один уцелел, да и то оттого лишь, что накануне у нас загостился да заночевал. Я приютил сироту – ни кола, ни двора у горемыки, хозяйство немудрёное всё на оплату обряда ушло, шутка ли – девять душ разом упокоить! Так что оба мы с ним, выходит, сироты.