На сто первой версте - стр. 48
Я запомнил эти стихи, потому что папа записывал вечеринку на магнитофон «Комета» и потом не раз прокручивал запись ради смеха. Ну и конечно, из гордости, что у него есть этот гигантский магнитофон. И еще они с мамой обсуждали потом, во время очередного прослушивания: всё ли было ими сказано правильно?
А пока что мой папа подхватывает стихи Олимпиады Васильевны:
– Искусству нужен так Покрасс, как леопарду – унитаз![7]
И хмельно поправляет нашу гостью:
– Не так про Ардова, не так… Искусству нужен Виктор Ардов, как унитаз для леопардов![8]
Тогда я еще понятия не имел, что такое унитаз, в обиходе у жителей нашего квартала такого слова не было, мы говорили «толчок». Лишь когда я уже стану первоклашкой, то есть через уйму времени, дядя Миша установит эту штуковину у себя в туалете, и Пашка с Ленькой будут показывать мне этот подключенный к водопроводу и канализации толчок и называть его «унитазом», он был тогда самым первым в нашем квартале. И даже предложат мне «сходить» в него – видимо, в знак уважительного отношения к малявке, знающему наизусть все страны мира и их столицы.
Да, и еще о стишке Олимпиады Васильевны. Я знал, кто такой леопард, но не знал, кто такие Ардов и Покрасс. Я только смутно понимал, что оба они – люди большие и заслуженные, раз уж про них читают злые стишки в нашем Егорьевске. Ардов и Покрасс «вращаются» совсем в других компаниях, среди других людей. И что один, что другой ни в жизнь не будут сидеть за нашим столом. А если Ардов и Покрасс все-таки придут сейчас к нам в гости, то перед ними, по выражению бабушки, все сразу же будут лебездить.
Именно поэтому и читают сейчас папа, мама и гости такие вот стишки. Это понятно, обыденно и, в общем, скушно.
Но… Как же так? Ведь совсем недавно, еще вчера, мама и папа смеялись над этой теткой, Олимпиадой Васильевной, когда ее здесь не было, «протаскивали ее», по бабушкиному выражению, ругали ее за длинный мундштук с дымящей сигаретой и еще за что-то. А теперь, когда она здесь, за столом, мама-папа хвалят ее за умение «себя подать» и даже за ее смелость открыто курить в присутствии партийного начальства! И вместе с ней ругают это самое начальство. Значит, мама и папа все время говорят неправду. Почему я должен их слушаться?
Но я знал, что буду слушаться. Я не то чтобы смирился, просто я не мог представить, что жизнь бывает другой. И я спокойно, скушно принимал как очередное наказание, что мне всю жизнь придется слушаться тех, кто врет. Кто, как говаривала бабушка, лебездит перед гостями, а потом, когда они уйдут, их высмеивает и