На обочине времени - стр. 83
– Но нас не хотят печатать, боятся выставлять, наши гипотезы так и остаются только черновыми набросками. Хотя у физиков есть по крайней мере семинары, где их могут услышать коллеги. Писатель может дать свою рукопись. Но что же остается художнику? Чтобы пригласить в мастерскую, надо сначала ее получить. Юра Крюгер живет недалеко, рядом с Большим проспектом, но в такой крошечной комнате, что там едва умещаются они с женой, холсты, картоны, краски и кисти…
Поэтому я предложил ему поставить свою новую работу здесь, и пригласил вас сюда посмотреть картину, а может быть, и что-то сказать художнику. Или уж во всяком случае немного подумать. Ну что же – давайте начнем…
Он оглянулся на Лену, а та, вынырнув из-за Мишкиной спины с красной гвоздикой в руке, протянула цветок Юрке, жавшемуся к своему любимому подоконнику. Смелянский первый хлопнул ладонями, и все немного пошумели. Кто-то даже присвистнул из коридора.
– Теперь, может быть, Юра скажет несколько слов.
По мне такое вступление было бы в самый раз, я бы хоть начал догадываться, что во всем этом следует понимать, но Юра заартачился.
– Что тут говорить? Смотреть надо, – пробурчал он.
– Ну, может быть… – начала было Лена, но вовремя сообразила, что больше от именинника и звука не допросишься. Она повернулась и, достав из сумочки маленькие ножнички, перерезала шпагат, удерживающий завеску. Та плавно скользнула вниз, нигде не зацепившись, а я, признаюсь, опасался какой-нибудь несуразности, нелепого казуса из тех, что обязательно случаются в самые торжественные мгновения. То молнию на брюках заклинит в самый тонкий момент, а то блюдо с пирогом, над которым уже пылают три десятка свечей, выскальзывает из рук в полутора шагах от праздничного стола. Здесь же тряпку вполне могло прихватить не высохшим еще лаком.
Юра принес картину поздно, только накануне вечером, и я полночи подгонял раму и потом еще осторожно, тампоном, докладывал пропитку на свежие спилы. Второпях, видимо, многовато подмешал ацетона, так что палец кое-где прилипал и двенадцать часов спустя. Но все обошлось. Бывшая наволочка легко сложилась гармошкой у нижнего края картины – а я еще и дунул на всякий случай – и мягко спланировала вдоль черного на коричневый пол. Действие началось.
Эту Юркину работу я помню достаточно хорошо. Помимо всего прочего сколько еще часов просидел с ней бок о бок, покачиваясь на стуле – есть у меня такая скверная привычка, вредная для мебели и ненавистная Галине. Размер ее в плоскости не поражал воображение – пятьдесят три на семьдесят шесть. Может быть, на семьдесят восемь, сейчас уже точно не вспомнить и обмерить негде. А тогда всю ее пришлось исследовать при помощи складного метра.