На обочине - стр. 58
– Ваш папенька вроде как в уезд уехал.
Василий всегда радовался, когда отец куда-нибудь уезжал, как, впрочем, и вся домовая челядь, потому что суровость и постоянное внутреннее раздражение пана пугали окружающих. В любую минуту он мог вспыхнуть и накричать на человека за малейшую провинность. Неудивительно, что после сообщения горничной им овладело чувство легкости.
– Зачем он в уезд поехал?
– Не могу знать, барин, – ответила, пожимая плечами, девушка.
Василий быстро оделся и вышел во двор.
День был ясный и светлый, после недавнего дождя ярко зеленела трава, под крышей летали ласточки в заботе накормить птенцов. За плетнем на поле паслись сытые и лоснящиеся на солнце лошади. В это время во дворе никого не было, люди были заняты работой.
Из полуоткрытого окна кухни доносился аппетитный запах жареных котлет.
– Василий! – раздался из окна столовой громкий голос матери. – Иди завтракать.
За столом он с беспокойством спросил ее:
– А что, правда казаки хотят нас разорить и по миру пустить?
Мать недоуменно посмотрела на сына:
– Какие глупости ты говоришь, – и, тяжело вздохнув, продолжила: – Твой папенька не позволит кому-либо разорить нас, даже не думай об этом. У него сила и власть есть, чтобы найти управу на завистников и бунтовщиков.
3
На крыльце уездного управления стоял невысокий сутулый человек в зеленом сюртуке. Помещик от неожиданности вздрогнул. В незнакомце он узнал соседа, пана Миклашевского.
«Интересно, по каким делам он тут околачивается», – подумал Ханенко. А подойдя ближе, поздоровался.
Миклашевский сдержанно улыбнулся, уважительно кивнув.
У него было гладко выбритое болезненное желтое лицо.
– Погода нынче прекрасная, – протянул он, внимательно разглядывая Ханенко. – Кататься изволите?
– Да помилуйте! – возмутился помещик. – Не до развлечений мне.
– Наслышаны о ваших неприятностях. Что ж вы, батенька, хотели – половину губернии споили. Вот народишко и поднялся на дыбы.
Глаза Ханенко забегали, потом налились кровью, и он сжал кулаки. Миклашевский же продолжал:
– Торговали бы маслом да молоком, и проблем бы у вас не было.
– Милостивый государь! – раздраженно проговорил Ханенко. – Позвольте вам дать совет: не суйте свой нос в чужие дела!
– Ну, как хотите.
Резко открыв дверь, Ханенко вошел внутрь.
Широкоплечий, приземистый, страдающий одышкой исправник сидел за большим столом и пил воду из глиняной кружки.
– Спивается народ! – с укором промолвил он, тяжело дыша.
– Да и черт с ним. Тебе-то какое дело до народа? Казну государеву наполнять нужно, а народ никуда не денется. Вон на Крымской войне сколько людей погубили, от водки столько и за десять лет не умрет.