На обочине - стр. 50
– Слушай меня, Ерема, – зашептал он на ухо Крутю, – говорят, скоро будут общий сход собирать.
– Да слыхал я.
– Так вот, подговори своих дружков, чтобы выступили в защиту шинков. Да и сам перечь всем, кто против, убеждай, что, дескать, нужны питейные заведения. Как, дескать, на Руси без них? А я уж постараюсь вас отблагодарить. Неделю гулять задаром будете. Понял?
– Понял, пан, – обрадовался Еремей, – не сумлевайтесь, я уж постараюсь. Только и вы потом про меня не забудьте.
– Не забуду, родной! Где ж я про вас забуду? – он беспрестанно озирался, не видит ли их кто. – Что, по водке томишься? Садись, сейчас налью.
Еремей шустро выскочил из-за ширмы и плюхнулся за первый же стол в предвкушении.
– Все сволочи! Ни в ком святости нет, – заворчал Рубинштейн.
Тут он увидел, что рядом стоит половой.
– Что уши развесил? – набросился на него хозяин. – Иди отсюда, работай.
Глава 3
1
В четверг к вечеру объявили сход. Гулко зазвонил колокол.
– Что стряслось? – встревожился Моисей и прильнул к окошку.
Мимо хаты по дороге куда-то спешили мужики, о чем-то громко переговаривались. Он выскочил на улицу. Брат Иван – следом за ним.
На негнущихся ногах, шаркая лаптями по пыльной земле, шагал к месту схода казак Терещенко. Для такого случая он надел новый китель и форменную фуражку с желтым околышем, но на ногах были лапти, что противоречило военному уставу.
– О чем нонче гуторить будут, дядя Василий? – спросил Моисей.
– Не знаю, родненький! Не знаю, сход за просто так собирать не станут.
Братья пошли вместе со всеми в сторону церкви.
Большая площадь в центре села шумела, дымила вонючим самосадом, гомонила детскими голосами.
Долгаль, одетый по форме, в начищенных до блеска сапогах, обратился к присутствующим:
– Станичники! Я хотел сегодня поговорить о повальном пьянстве в нашем селе. Если так дела пойдут, казаки, то скоро нашему обществу нечем будет налоги и сборы платить. И без того всякие напасти валятся на нас – то засуха, то ливни проливные, а тут еще и пьянство одолело казаков. Только вчера полковой есаул высказывал недовольство по поводу недоимок в войсковую казну.
– Так правильно, чаго творят паны в шинках! Спаивают казаков, а кто страдает? Казаки и страдают, да их семьи, – дрожащим сиплым голосом сказал Василий Терещенко и громко закашлялся.
– Бога прогневили! – бросил в сердцах Федор Сковпень. – Молиться надобно, прощение вымаливать!
– На бога надеешься? – перебил его глухой бас Демьяна Руденко. – Самим надо что-то делать. Нашим панам все мало. Винокурен настроили, теперь в каждой деревне шинки открыли, народ спаивают!