На обочине - стр. 37
– Да, вот кусок холста от сгоревшей рубашки, на пожаре подобрала.
– Не богато, – ухмыльнулась бабка Луана.
Она стала что-то шептать, перемешивая кровь с волосами и ногтями на холсте, что принесла Татьяна.
В какой-то момент девушке стало плохо, спина вспотела, волосы на голове зашевелились сами по себе.
Не помня себя она шла домой по улице. Уже начинало светать. Потом свернула в проулок и, пробираясь через заросли тальника, оказалась в реке. Уставшая и промокшая, выбралась на берег, упала ничком на траву. Отдышавшись, повернулась на спину. Через пелену перед глазами еле виднелось небо. Закрыла глаза – пригрезился Андрей, обнял ее и дышит прямо в лицо: «Свататься приду к тебе, любимая».
Отец запрягал коня в телегу, а глянув на идущую по улице женщину, от неожиданности охнул. В ней он узнал свою дочь и с замиранием сердца наблюдал за ней, возвращавшейся домой неведомо откуда.
– Ты где была? – строго спросил он.
Татьяна равнодушно посмотрела на него, не промолвив ни слова.
Матвей пригляделся и оторопел. Лицо дочери осунулось, глаза ввалились. За ночь так переменилась. Спина у него похолодела, стоял и двинуться не мог.
– Иди в хату, – с трудом проговорил он.
Ольга копошилась возле печи. Матвей присел к столу, его длинные руки заметно подергивались:
– Вот, мать, надо бы дочке допрос учинить, где-то всю ночь была, только вернулась. Вся мокрая и вид как у очумелой.
Из-за занавески вышел маленький Федька:
– Тятя, что есть будем?
Матвей закашлялся. Ольга, гремя глиняными горшками, все еще не могла сообразить, что произошло. Она пристально поглядела на дочь. Ей стало не по себе. Поежившись, она спросила:
– Ты что, к ведьме ходила?
Татьяна кивнула.
У матери от нахлынувшего волнения вспыхнуло лицо, заколотилось сердце, душу обожгла тревога. Она схватила ухват и решительно двинулась на дочь, собираясь огреть ее.
Та испуганно вскрикнула:
– Матушка, не надо!
В этот миг Матвей твердой рукой схватил ухват и аккуратно забрал из рук жены.
– Я тут голову ломаю, а понять не могу… – недоуменно проговорил он. – Зачем тебе это? Ты молодая, красивая, теперь от нее, окаянной, добра не жди.
– Что ж я делаю? – испуганно спросила себя Ольга. Доброта и материнская любовь победили гнев, она заплакала и худыми руками обняла дочь за плечи: – Ты лучше к Ефросинье сходила бы.
– Я была и у нее.
– И что?
– Молиться отправила меня, – она стояла испуганная, бледная, уставшая от бессонной ночи. – Тятя, мама! – слезно вскрикнула она. – Спасите, оградите меня от этой нечисти, я сама не знаю, зачем это сделала… – из глаз ее полились слезы.