На обочине - стр. 19
– Кто пустил?
– Как про то узнаешь? Может, сбрехнул кто, а я напраслину ни на кого возводить не стану. Может, хлопцы с огнем баловались, а может, ведьма беду навела?
– Как нам, панове, далее жить-поживать? – вынырнул из толпы крестьянин Степан Гнатюк в обгорелых штанах и драной рубахе. – Вот у меня ни хаты, ни амбара, ни хлева не осталось. Спасибо, люди добрые приютили, – он вытянул свои черные от недавних ожогов ладони. – Вот что у меня осталось… да жена с детками.
– А где ж твой хозяин, пан Миклашевский? – с издевкой спросил Ханенко.
– А бог его знает, – вздохнул Степан, вытирая под носом. – Да, поди, должен приехать, не бросит же нас на произвол судьбы.
– Ну-ну! – ехидно ухмыльнулся тот.
У помещика Миклашевского в Дареевске был десяток владельческих дворов. Когда-то давно Ханенко встречался его в селе. Михаил Павлович – невысокий, лысый, с худым лицом и торчащей жиденькой бороденкой – был известен в округе как жадный и занозистый человек. Хозяйство имел небольшое, но прибыльное и в страстном порыве наживы не находил себе места. Издевался над крестьянами, за малейшую провинность требовал наказывать их розгами, а то и сам стегал плетью. В Стародубе у него было отцовское имение, где он проживал с двумя младшими братьями, да несколько дворов крестьян. В Дареевске его семья владела сахарным заводом. На полях крестьяне выращивали свеклу, которую перерабатывали здесь же, на заводе.
С первого взгляда Ханенко и Миклашевский невзлюбили друг друга, но виду не показывали. В гости друг к другу не ездили и старались вовсе не встречаться. Была еще одна причина обоюдной неприязни: они принадлежали к двум презиравшим друг друга охотничьим кланам – Миклашевский любил псовую охоту, а Ханенко охотился с ружьями.
Харитон щурил глаза от поднимавшегося летнего солнца, безжалостно сжигавшего все живое вокруг. Его большой нос на обветренном, с красноватыми прожилками лице обгорел и теперь шелушился. Казак слушал разговоры односельчан и сочувствовал их горю. Рядом стоял Демьян Руденко, отрешенно смотря поверх деревьев и крыш куда-то в пустоту, – и молчал. Харитон с жалостью глядел на его бородатое печальное лицо и думал, сколько же этому сильному духом человеку довелось испытать за свою жизнь. И тяготы войны, и фактически разорение, и возрождение хозяйства… Вот только начал жить, как пожар все уничтожил.
– Ты что, тоже погорел? – помещик обратил взор на Еремея Крутя, стоявшего в грязной, с обгоревшими рукавами рубахе. Он был собственностью Ханенко, батрачил на маслобойне и слыл добросовестным работником.