На обочине - стр. 12
Она встала из-за стола, повязала платок, пошарила рукой за печкой, достала лучину и сунула в печь. На конце лучины ярко разгорелся огонек. Подошла к киоту и зажгла фитиль на глиняной лампадке. Перекрестившись перед иконами, тихо сказала:
– Помоги нам, заступница наша Богородица, помоги нам в нашей беде.
Налила мужу кружку кваса и, направившись к двери, сказала мимоходом:
– Каша в чугунке, молоко в кринке, хлеб на столе, я пошла Буренку доить.
Единственная комната в хате была почти до середины разделена на две половины глинобитной печью. В правой половине за холщовой занавеской стояла родительская кровать. Возле печи над дверью разместились сколоченные из досок полати. Левая половина – детская. На сбитом из досок топчане лежал матрац, набитый соломой. Укрывались дети дерюгой из грубого холста. Когда наступали холода, самые маленькие перебирались на печь, где было теплее и уютнее.
Посреди комнаты, объединяя обе половины, стояли стол и две скамьи, напротив стола на беленой стене висел киот. Под образами теплилась зажженная лампада. А за иконами торчали высохшие вербочки. Сумрачно смотрел Спаситель на чадящую перед ним лампадку. Тут же, рядом – Ильинско-Черниговская икона Божьей Матери. Ею в доме очень дорожили, так как ее подарил родитель в день свадьбы Харитона и Анны. Во многих местах доска потрескалась, с краев отлетела краска, но от нее исходил какой-то особенный, внутренний свет, вселяющий радость в душу. Почитание этой иконы в семье было столь велико, что ни одно событие семейной жизни не совершалось без благословения и молитвы у этой иконы.
Харитоновы сыновья походили на него: высокие для их возраста, с темными кудрявыми волосами и крепкими белыми зубами. А дочка Лукерья – вся в мать пошла: у нее были светлые волосы и большие серо-зеленые глаза.
Харитон сел за стол, придвинул к себе кружку, отхлебнул глоток кваса, а когда потянулся ложкой за медом, встретился взглядом со старшим сыном. Отец улыбнулся и кивнул. Он всегда так делал, когда был в хорошем настроении. Моисей – самый старший, ему уже пятнадцать годков стукнуло, поэтому он был первым помощником в работе. Уже в пять лет сажал его отец верхом на коня, поручая возить борону. Это дело считалось детским. Когда не было полевых работ, Моисей пас гусей и овец. Теперь он мог самостоятельно запрячь в телегу лошадь, чистил хлев.
Глава семьи ласково смотрел на Моисея, на его худое длинное тело, радовался смышленому взгляду из-под густых черных бровей и думал: «Весь в деда Ивана».
На Руси издавна существовал обычай: когда в селе рождался ребенок, счастливые родители шли в церковь к священнику, чтобы он окрестил младенца. Конечно, при этом учитывались пожелания отца и матери.