Музыка - стр. 22
– Да полно, Глаша, всегда ты меня захваливаешь, словно я дочка тебе.
– Не дочка, в матери-то я Вам не гожусь, не так ещё стара. А вот сестру бы Вам старшую заменить могла. Кабы рожей познатнее вышла.
– Умеешь ты рассмешить меня, Глаша! Ну, так что, сестра старшая, что присоветуешь?
– Надо Вам куда-нибудь из дома-то прокатиться, развеяться. Петербурх не такой город, чтобы заскучать. Глядишь – и развеется морок-то. И господа, поди, там есть добрые, может, найдётся и барин для нас… Коли уж Вы в Москве никому не рады…
Глаша испугалась сама своих слов, так вздрогнула барыня.
– Никого нам не нужно. Разве дурно вам живётся без барина? Живёте вольно, покойно. Хлеб-соль есть. Что ещё нужно?
Елена Николаевна сложила письмо и убрала его в ящик бюро.
– Я всё же поеду, – сказала она. – Чувствую, что не зря это, что-то скажет мне граф С.
* * *
Елена Николаевна улыбалась музыке и всей обстановке, в которой она теперь находилась. Так долго она была лишена всего этого – красивых залов с сотнею свеч, нарядных дам и кавалеров, лёгких непринуждённых бесед, музы-ки, беззаботного кружения, всего этого светского шарма. Ей было сейчас так легко и весело, что она даже потихоньку дирижировала пальцами ног в носке туфли и посмеивалась про себя этой шалости. Через какое-то время ей стало казаться, что её радостное возбуждение и внутренний смех переходит в какую-то нервную дрожь, лихорадочную и нехорошую. Она пробовала прикрыть глаза, но от этого голова кружилась ещё больше.
«Боже мой!» – думала Елена Николаевна, – «Это несносно! Я больна, по-видимому. Отчего же всё время делается дурно? И эта музыка, она опять здесь…»
Варенька доиграла, наконец, «К Элизе», музыкальная часть приёма окончилась. Гости начали свободно расходиться по залам. Взяв рассеянно какое-то пирожное с подноса, Елена Николаевна вышла в соседнюю комнату и устроилась там подле приоткрытого окна. Воздух, проскальзывающий в помещение, был не так свеж, как в подмосковном имении, но теперь ей и это было во благо.
Покойный отец не любил Петербурга, называл его злою колдуньей, прекрасной и холодной. Что-то было в этом городе такое, чего нельзя объяснить словами, а только ощутить чутким сердцем. Для чего пришла в мир его мисти-ческая красота? Для чего чарует она взор, пленяет душу, а потом обволакивает её неведомой, тяжёлой мукой, непонятной и неизлечимой?
«Какая я, никуда не гожусь! Всё на меня действует, и город, и музыка. И этот господин, с которым, кажется, дружен граф С., так до неприличия пристально смотревший на меня во время музыки… Или здесь теперь так принято, а я просто неотёсанная провинциалка?»