Московиты. Книга первая - стр. 53
12. Глава одиннадцатая. Об осколке великой эпохи
Витовт, сын Кейстута, наивный романтик и профессиональный изменник. Наверное, это был самый противоречивый властитель своего времени, его политика у одних вызывает истовое восхищение, у других — столь же искреннее презрение. Он действительно дал множество поводов и для того, и для другого. Фраза «его жизнь — готовый сюжет для романа» была замылена и истрепана еще до моего рождения, но Витовт или Витаутас, как это имя произносят литовцы, и впрямь максимально облегчил работу популяризаторам своей биографии. Не вызывает сомнения в ней только одно — это был истинно великий воин.
Витовт Литовский на памятнике «Тысячелетие России» в Великом Новгороде
Как я уже говорил, если у прочих героев нашей повести главные события в жизни еще только начинаются, то этот персонаж, признаюсь сразу, появится в моем рассказе только для того, чтобы тут же исчезнуть. Тем не менее, без него никак не обойтись — слишком велика фигура, чересчур много он сделал. Он, ни больше, ни меньше, был одним из главных творцов того мира, в декорациях которого всем остальным предстояло разыграть нашу печальную пьесу.
Мы, естественно, можем лишь предполагать, что делал дедушка нашего Васеньки, великий князь литовский Витовт Кейстутьевич в то время, когда по Руси пошел гулять «мор велик», и соперники отложили свои династические распри до лучших времен. Вряд ли он подводил итоги жизни. Умирать этот железный старец наверняка не собирался, незавершенных, как сейчас бы сказали, проектов у него было — непочатый край. Скорее уж наоборот, если он чего и боялся, то — не успеть, не закончить начатое. Но вот вспоминать — наверняка вспоминал. Когда тебе к восьмидесяти, ты все чаще начинаешь оглядываться назад и оценивать пройденный путь.
Он был стар даже для нас сегодняшних, а по меркам того мира — так вообще дожил до мафусаиловых лет. Витовт пережил не только свое поколение, но и следующее за ним. Потихоньку из этого мира в лучший переселялись уже дети его ровесников — людской век был тогда недолог. Седой старик Юрий Звенигородский, поднимающий ныне мятеж, был для него юнцом сопливым — когда этот Юрка пачкал пеленки, Витовт был уже ветераном многих битв. Ту же Куликовскую битву в те годы уже и не всякий старик мог припомнить, а ведь там бились его двоюродные братья, да и сам он в те годы был матерым 30-летним мужиком. Боязно и вспомнить, сколько лет прошло.
Его эпоха ушла, и люди той эпохи ушли — срок вышел. Все герои буйных лет его молодости лежат в земле. Червей кормят и Тамерлан хромой, и Михаил Тверской, и отчаянный темник Мамай, и Дмитрий Московский, который остался в памяти Донским, и пришедший из снежной Сибири Тоштамыш, и Олег Рязанский, и хитрый Едигей – все там. Один он зажился.