Морской Ястреб. Одураченный Фортуной. Венецианская маска (сборник) - стр. 121
Абрахам с яростью и смятением смотрел на умирающую. Весь базар замер в благоговейном молчании.
Розамунда встала, ее бледное лицо порозовело, в глазах зажегся слабый огонек. Бог указал ей путь, и, когда наступит ее черед, Бог даст ей и средство. Она вдруг почувствовала прилив силы и мужества. Смерть – простой и быстрый конец, открытая дверь, за которой она избавится от позора. Розамунда знала, что Господь в милосердии своем простит самоубийство, совершенное при таких обстоятельствах.
После короткого оцепенения Абрахам пришел наконец в себя.
– Она мертва, – прогнусавил он. – Меня обманули. Верни мне мое золото.
– Разве мы должны возвращать плату за каждого умершего невольника? – спросил дадал.
– Но ее еще не передали мне! – бушевал еврей. – Мои руки не успели коснуться ее!
– Ты лжешь, собачий сын, – последовал бесстрастный ответ. – Она была твоя. Я объявил об этом. И раз она принадлежит тебе, убери ее отсюда.
Лицо еврея побагровело.
– Что? – Он задыхался. – Мне придется потерять сто филипиков?
– Что записано, то записано, – ответил дадал.
Глаза Абрахама налились кровью, на губах выступила пена.
– Нигде не записано, что…
– Успокойся, – заметил дадал. – Ничего бы не случилось, не будь это предначертано в Книге судеб.
В толпе поднялся ропот.
– Верни мои сто филипиков, – не унимался еврей.
Глухой гул толпы тем временем перешел в рев.
– Ты слышишь? – спросил дадал. – Да простит тебя Аллах за то, что ты нарушаешь мир на базаре. Ступай отсюда, пока с тобой не случилось несчастья.
– Убирайся! Убирайся! – ревела толпа.
Несколько человек угрожающе приблизились к несчастному Абрахаму:
– Вон отсюда, извратитель Завета! Мразь! Собака! Прочь!
Весь базар пришел в волнение. Абрахама окружили злобные лица, к нему с угрозой тянулись кулаки, и наконец страх заставил его забыть о деньгах.
– Я ухожу, ухожу, – в испуге пробормотал он и поспешил к выходу.
Но дадал вернул его.
– Забери свое имущество, – приказал он, указывая на труп.
Вынужденный проглотить новое издевательство, Абрахам позвал своих невольников и велел унести безжизненное тело, за которое он заплатил кругленькую сумму в звонкой монете. И все же у ворот он остановился.
– Я пожалуюсь паше, – пригрозил он. – Асад ад-Дин справедлив и заставит вернуть мне деньги.
– Конечно, – ответил дадал, – но не раньше, чем ты сумеешь оживить покойницу.
И он повернулся к толстяку Аюбу, который дергал его за рукав. Чтобы лучше расслышать шепот подручного Фензиле, дадал наклонил голову. Затем, повинуясь ему, приказал привести Розамунду.
Она безропотно покинула свое место и медленно подошла к водоему. Движения ее были безжизненны, как у сомнамбулы или у человека, одурманенного каким-то зельем. Она остановилась посреди базара, залитого жгучими лучами солнца, и дадал принялся многословно расписывать ее достоинства. Он говорил на лингва франка – языке, понятном всем посетителям базара, к какой бы национальности они ни принадлежали. Чем больше разливался красноречием дадал, тем больший ужас и стыд охватывали Розамунду: она понимала смысл его речей благодаря знанию французского, который выучила во Франции.