Мои нереальные парни - стр. 24

В кебабной мы заказали картошку фри и щедро налили соуса для бургеров в пластиковые контейнеры. Как выяснилось, мы оба страдали тревожностью, когда речь заходила о приправах, – в нас сидел страх, что соус закончится где-то по дороге. Мы нашли скамейку и доели картошку, а потом снова целовались – методично, до изнеможения, используя весь подростковый арсенал: поцелуи в шею, имитация полового акта и покусывание ушей. Словом, все способы, чтобы сделать поцелуй самым волнующим актом, пока дело не дошло до секса.

– Твоя шея пахнет костром, – произнесла я, уткнувшись в нее носом.

– Правда?

– Да, горящими листьями. Обожаю такой запах.

– Пару дней назад я жег костер. Наверное, был в этой одежде.

– Неправда.

– Серьезно, неподалеку от огорода.

– Прекрати, – сказала я и снова его поцеловала.

Мы направились обратно к пабу, теперь темному и закрытому. Подойдя к своему велосипеду, пристегнутому цепью к перилам, Макс поинтересовался, как я доберусь домой (на автобусе), и попросил ему написать (еще один восхитительный патриархальный атрибут).

Он отцепил велосипед, затем повернулся ко мне.

– Я провел прекрасный вечер, Нина, – сказал он и вдруг заключил мое лицо в ладони, будто оно было жемчужиной в раковине. – И я уверен, что женюсь на тебе.

Макс заявил об этом просто, без тени сарказма или преувеличения. Затем перекинул сумку через плечо и сел на велосипед.

– Пока.

Он оттолкнулся от тротуара и уехал.

Знаете, те несколько минут, пока я шла к остановке, я ему верила.

Ничто так явно не сигнализирует о разладившейся дружбе, как желание ограничиться совместным походом в кино. Не «ужином и кино», а встречей у «Одеона» на Лестер-сквер за десять минут до намеренно позднего сеанса, быстрым обменом новостями во время трейлеров и предлогом, чтобы уйти сразу после фильма, поскольку все пабы скоро закрываются. Нечто вроде платонических отношений с давним бойфрендом, который больше не привлекает вас в плане секса. Витающее в воздухе, гнетущее чувство какой-то неисправности, пронизанное нежеланием все починить. Впервые за двадцать с лишним лет я изнывала при мысли о встрече с Кэтрин где-либо, кроме кинотеатра за десять минут до начала последнего сеанса.

Но у Кэтрин был маленький ребенок, и вытащить подругу куда-то было намного сложнее, чем сесть на Северную линию и целый час добираться до ее дома возле Тутинг-Бродвей. Казалось, нейтральная территория ее пугает – она использовала окружающую обстановку для оправдания и защиты своего образа жизни, хотя я этого вовсе не просила. Приходя ко мне домой, Кэтрин заявляла, что не может позволить себе половину моих вещей, потому что Оливия их сломает, словно набор разномастных стаканов для виски с «Ибэй» превращал мою убогую квартирку в роскошный отель. Когда мы шли куда-нибудь поужинать, она жаловалась, как ей теперь трудно выбраться из дома, и подчеркивала, какое это для нее наслаждение, тем самым лишая наслаждения меня. А когда мы ходили выпить, подруга вспоминала «прежние попойки», оставшиеся в «далеком прошлом», с таким видом, словно вылечилась от зависимости и теперь вела воспитательные беседы в школах, а не сидела в местном пабе на вечере «мохито: два по цене одного».