Мои любимые преподы - стр. 38
Она разворачивается, подбегает к двери, и барабанит в нее:
- Откройте, немедленно! Не хочу ни минуты больше здесь находиться!
- Настя, - зову мягко, и она оборачивается. Истерика моментально утихает, и словно бы передо мной та девушка, с которой я только познакомился: избалованная, не злая, веселая и чуть ревнивая – обычная девчонка, в общем-то.
- Что, Яр? – мне чудится, или в голосе ее надежда?!
- В следующий раз не спеши разбрасываться угрозами, находясь в госучреждениях. СИЗО, колония, суд… не стоит язык распускать, даже при том, что у тебя отец – губернатор. Сегодня он у власти, а завтра, глядишь, и обычный человек.
- Сволочь! – выплевывает она, и выбегает из комнаты свиданий, где обычно я с адвокатом встречался.
- На выход, Воронцов, - и снова привычный конвой, и я минуты считаю, секунды меряю.
И жду, просто жду, когда смогу выйти отсюда свободным человеком. Да, еще предстоят закрытые заседания, и мне придется еще побороться, чтобы полностью свое имя отчистить, но все это легче будет сделать на воле.
А не из клетки, в которой я задыхаюсь. Оказывается, воздуха мне не хватало больше всего, только я не замечал, а сейчас будто кольцо сжимается на шее, и я нервно хожу по камере, в ожидании того, что за мной придут.
И приходят.
- На выход, Воронцов, - раздается привычная фраза, и я понимаю – это не ради очередного свидания.
Это – свобода.
Поддавшись порыву, наматываю замызганный галстук на запястье, и иду по привычным коридорам, клянясь, что в последний раз это. В первый, и в последний! Больше не допущу такого, и время жизни отнимать у себя не дам.
- … часы, ремень, портмоне, - заканчивает перечислять мне охранник список того, в чем меня «приняли», и продолжает: - дата, и ваша роспись.
Быстро ставлю автограф, и улыбаюсь. Почти счастливо. Я свободен!
- Я переоденусь, - не спрашиваю, а утверждаю, и скидываю пропахшую несвободой одежду на свою привычную, хоть и не очень чистую. Эти тряпки я отсюда выносить не собираюсь, мне и галстука хватит, который рука не поднимается выбросить. – Счастливо оставаться, - весело прощаюсь с недовольным охранником, и толкаю дверь на улицу.
И никакого конвоя за спиной, и это непривычно, но чертовски здорово.
Где-то здесь должен быть Серый – именно он вызвался встретить меня, хотя мама умоляла, чтобы я разрешил ей приехать, но… нет. Отца и мать я вечером увижу, когда в порядок себя приведу, чтобы не стыдно было обоих обнять.
И прощения попросить, за то, что здорово испоганил им жизнь.
- Ну Штерн, - присвистываю после того, как слышу сигнал, и смеюсь: он в своем репертуаре, и прикатил на лимузине.