Мое не мое тело. Пленница - стр. 46
— Пытаешься оправдаться? — я тоже отрезал кусок и отправил в рот.
Чертова дрянь вычерпала меня так, что я чувствовал дикий голод, будто не ел пару суток. Оленина, впрямь, оказалась недурна, и выступивший на языке мясной сок на какое-то время принес удовлетворение.
— Предостерегаю.
— Я не просил.
Какое-то время мы ели в полном молчании. Абир-Тан яростно налегал на вино и с каждым бокалом приободрялся:
— Ты расходуешь эфир при каждой перегонке. Толстяк сам говорил. Туда-сюда. Капля за каплей. В один прекрасный момент ты угробишь не только донорское тело, но и благородную Этери. От нее ничего не останется.
— Я клялся архону.
— Только это тобой и движет.
— Придержи язык.
Он отложил вилку, подался вперед:
— Дождись Зорон-Ата и поговори с ним еще раз. Пусть высчитает точные цифры. Я бы тоже послушал — он складно врет… Давай начистоту. Ведь мы оба знаем, что все это закончится ничем.
— Не каркай.
— Ладно… — Абир-Тан поднял руки, демонстрируя открытые ладони, будто сдавался. Но жесты уже были развязными. — Но ты и сам все усложняешь. Судя по всему, она у тебя так и остается девственницей. Лишние риски… Не хочешь сам — отдай ее мне. Со мной у нее ничего не выйдет, я не так чувствителен к наиру.
Его красное лицо лоснилось. Он даже улыбнулся в предвкушении. А мои руки непроизвольно сжались в кулаки.
— Либо я — либо никто. Ты забываешь, для чего предназначено это тело.
Абир-Тан расхохотался. Крепкое вино из Каш-Омета делало свое дело. Он вылакал всю бутылку. Уже охмелел настолько, что начал заплетаться язык:
— Не слишком верится, что причина только в этом. Нет ничего естественнее, чем хотеть… красивую девку — я тебя понимаю, как никто. Но ты усложняешь даже здесь.
— Я не желаю видеть ее.
— Не верю. — Он вновь приложился к вину: — Не желаешь видеть — значит, признаешься, что она уделала тебя. Прости, но так и есть, — он причмокнул и развел руками.
Я в ярости отбросил вилку, она угодила в бокал, и на белой скатерти расползалось кровавое пятно.
— Ты опять набрался. Часа не прошло!
Он откинулся на спинку стула и блаженно кивнул:
— Зато мне простительно не выбирать выражений. Так я могу забыть, что говорю с карнехом.
Я больше не хотел его слушать. Поднялся и направился к двери.
— Уже уходишь? У меня есть еще бутылочка.
— Проспись.
Я вышел во двор, в прохладную ветреную ночь. Чертов пьяница! Он будто подковыривал ногтем все то, что я понимал и без него. Будто нарочно. Разбередил сомнения. Сколько попыток провалилось? Я уже перестал их считать. Сейчас я уже не понимал, готов ли так бездумно жертвовать Тарис, как собирался всего несколько часов назад. При одном воспоминании о ней все закипало внутри, я физически ощущал эту муку. Я не выдержу неделю, зная, что она так близко. Теперь я боялся либо подсесть на нее, как на наркотик, либо убить, если она снова опустошит меня. Я хотел видеть ее, касаться, чувствовать наир. Я желал ее так, как никого и никогда.