Мизеус - стр. 4
Анна выслушала рассказ об удивительном бархате с раскрытым от изумления ртом.
– Даже не знала, что такое бывает, – она не удержалась, провела рукой по прохладной поверхности дерева, затем по перуанскому хлопку.
– Еще одна особенность моих гробов – они очень легкие. Попробуйте, приподнимите!
Анна с комичной готовностью одной рукой взялась за угол и, действительно, без особого труда оторвала ящик от пола. Она попала на сцену и участвовала в занимательном представлении.
– Легчайший! Один из моих секретов!
Анна любила качественные и красивые вещи. Она пила вино из черного бокала Ридель ручной работы, кофе и чай из невесомых фарфоровых чашек на изящной ножке, носила в ушах скромные, но все-таки бриллианты, и кот, которого, правда, нельзя назвать вещью, был чистокровной британской породы с родословной и паспортом. Поэтому мимолетная мысль о том, что она будет лежать в далеком будущем вот в таком качественном и легком гробу, согрела ей сердце.
Гробовщик курсировал между гробами, обращая ее внимание то на один, то на другой, а она, околдованная, отуманенная, крутила головой, вскидывала руки, ахала. Как жаль, что ей так не скоро умирать!
– Знаете, я считаю людей, которые заблаговременно заботятся о том, чтобы родственники не похоронили их в пластмассовом лотке для зелени, очень разумными, – добавил гробовщик.
– Я с вами согласна. Гроб – это колыбель души. Об этом стоит позаботиться заранее.
Разумеется, она шутила. Неужели он всерьез думает, что она купит гроб, пусть даже такой?
Анна не заметила, как, восхищенно покачивая головой, села на кстати предложенный табурет. В лепестках лотосов угадывалось обещание вечной жизни, спокойствия, которым Анна так дорожила, небесной, почти райской тишины. Анне чудились ароматное благоуханье цветов, шорох золотистой листвы, скользящий танец тонконогих водомерок, рисующих на водной глади символы бесконечности.
Затем Анна слегка повернулась влево и взгляд ее упал на черный, матовый экземпляр. Простой и лаконичный, с изящными серебряными ручками, он стоял на чем-то вроде ступени, простой и элегантный, как платье от Коко Шанель. Ни росписи, ни резьбы, ни инкрустации, но Анне померещилось сияние, зыбкое сияние потустороннего, исходящее от него.
– Американский тополь, – голос Бруно доносился откуда-то издалека.
– А внутри перуанский хлопок? – рассеянно спросила Анна, то ли в шутку, то ли всерьез.
– Нет. Внутри китайский шелк.
Анна взглянула на гробовщика, ожидая маленького театрального представления под названием «откидывание крышки гроба».
О да. Но он уже не играл, он священнодействовал.