Мизеус - стр. 16
– Короче, они уезжают на гастроли, – продолжила Анна, словно и не было никакой Каролины.
– Это прекрасно, когда у детей все хорошо. У них есть чайничек?
– Не думаю. Они заваривают эти дурацкие пакетики. Зачем им чайник. У них вообще нет нормальной посуды.
– Жаль. Пришли обалденные китайские из редкой коричневой глины. Смотри.
В то мгновение, когда Юлия поставила перед Анной новый китайский чайник, у Анны вдруг внутри потемнело, словно случилось затмение радости. Нахлынула тоска, насыщенная хроматизмами, зазвучала то вскакивая, то опадая, а Анна делала вид, что рассматривает шероховатую поверхность глазури, но на деле была поглощена этим модулирующим аккордом своего настроения.
– Очень красивый, – сказала она, тускло глядя на Юлькин зад, туго обтянутый клетчатой юбкой. Подруга как раз повернулась, чтобы вернуть чайник на полку.
Если я умру в эту секунду, подумалось Анне, то этот широкий зад будет последним, что я видела в жизни.
Сколько они уже дружат? Невозможно, как летит время.
На куновицкую соседку Юлю Анна наложила лапу лет двадцать назад, едва ступила на чешскую землю. На родине они подружились бы вряд ли. Юлия была простая русская баба, сохранившая привязанность к протянутым от окна к дереву бельевым веревкам, конопатая, широкая лицом и задом, с рыжеватыми подкрашенными хной волосами, любовно упакованными на ночь в пластмассовые бигуди. У нее было отечное добродушное лицо с припухлыми губами и ласковыми глазами, легкий и мягкий нрав. Удивление заменяло ей злость. Анна потянулась к Юлькиному простодушию и еще смешливости, никто так заливисто не хохотал над ее незатейливыми шутками. Как охотно чехи заводили с ней беседы, и как быстро эта пэтэушница выучилась языку, поразило Анну. Сама Юля считала подругу жутким снобом, обижалась, когда та пренебрегала ее мнением относительно кино или книг, подаренные Анне романы, а ведь Юля перед покупкой прилежно читала отзывы, валялись непрочитанными, и она скоро перестала дарить их. Неприспособленность Анны первое время досаждала ей, Анькина легкомысленность вызывала веселое недоумение, но скоро Юля привыкла к роли старшей подруги, а Анна всегда находила для нее умные, правильные слова, в которых она, как оказалось, нуждалась. И действительно, малопонятная Анна странным образом дополняла ее, заполняя жизнь смешными цитатами из советского кино и привнося в повседневность беззаботность и любовь к удовольствиям. Когда же Анна сыграла на аккордеоне «Шарф голубой» и чистым открытым голосом спела «…ма-атушка ро-одная, как же мне бы-ыть, мне эту ба-арышню не разлюби-ить. В сердце огне-ем разгорается стра-асть, барышню видно приде-ется укра-асть», Юлькино сердце распахнулось настежь. В нем зародилось наполовину детское восторженное, а наполовину вполне витальное, томно-интимное чувство глубокой, нежной привязанности.