Мизанабим - стр. 17
Верхние коридоры темны. Ёршик минует несколько дверей: Нура приглядывается, стараясь разобрать символы на створках. На каждой что-то изображено.
На последней – цветущая веточка.
– Тут свободно. – Ёршик проходит в комнату. Скрипит дверцами платяного шкафа. Нура долго вспоминает слово на имперском, вылетевшее из головы, – «гардероб». Ещё одна вещь, которой кочевники не пользуются, храня вещи в плетёных коробах. Да и вещей у них почти нет – по пальцам пересчитать. Амулетов и украшений, носимых на теле, гораздо больше, чем одежды.
– У вас есть… сестра? – спрашивает она негромко, наблюдая, как из-под вороха простыней мальчик извлекает платье тёмно-зелёного цвета, с пуговицами на груди и жёстким воротником.
Протягивает ей и отворачивается.
– Была, – отвечает как-то очень по-взрослому. – Может, есть до сих пор. Переодевайся, я не буду подглядывать.
Нура пожимает плечами. Они и так видели её на берегу – к чему стыдиться? Она относится к своему телу легко: это просто дом – временное пристанище души, – и потому не испытывает беспокойства. Если чужаки смотрят – пускай, ей не жалко. До тех пор, пока её дом не желают разрушить.
– Ка-нуй те ми, – говорит она.
– Что это значит?
– Что я тебя благодарю. «Большое спасибо» на языке та-мери.
Она стягивает Сомову рубашку и ныряет в зелёные рукава. Юбка струится по ногам. Непривычное ощущение, слегка щекотное. Пуговицы цепляются за волосы, и Нура охает.
– Ты чего?
– У вас есть… – она вспоминает слово, – гребень?
– Наверное, – тянет Ёршик и садится на корточки рядом с сундуком. Щёлкает медный замок, шуршит нутро.
Нура расправляет воротник и затягивает пояс потуже. Платье широко в груди, а край юбки почти касается щикотолок. Только сейчас она видит, что оставляет песчинки на дощатом полу.
– Других туфлей у неё не было, только вот… – Ёрш отряхивает поношенные башмаки. Змейки шнурков сплелись узлами.
– Я пока… так. Мне удобнее.
Обуть ботинки для неё – всё равно что мешок на голову надеть и позволить себе задохнуться. Или язык отрезать. Та-мери говорят стопами с землёй – и слушают её песни, шёпот, наставления. Без этого дико. Страшно.
Одиноко.
Он кивает, мол, как хочешь. Протягивает костяной гребень и небольшое зеркало, покрытое сетью царапин. Нура хмурится едва заметно. В племени «твёрдая вода» ценилась дорого: её выменивали у белых путешественников, кусочками зеркал украшали ритуальные пояса и жемчужные тики невест в день свадьбы. Хотя у оседлых та-мери стекло было под запретом. Они верили, что оно открывает двери между миром живых и реин-ги – страной духов, откуда приходят демоны, крадущие облик.