Мизанабим - стр. 18
Из-под паутины трещин на неё смотрят большие тёмные глаза. Нура смахивает пылинки с ресниц и проводит ладонью по щеке – простой успокаивающий жест, словно она хочет удостовериться: отражение не похитил злой демон. Это всё ещё она – Нура из Плавучей обители.
Дома, которого больше нет.
Теперь ей надо выжить на чужом острове, чтобы вернуться – или разыскать соседние племена, – но Нуре понадобится помощь, чтобы покинуть «окраину», как назвал её Сом. Помогут ли братья – вот что беспокоит. Она знает: бескорыстных людей немного на свете: прежде чем просить, нужно что-то дать взамен, но у Нуры ничего нет. Она не ведает, в каком направлении идти, и только голоса всплывают в памяти…
Внизу раздаётся шум.
– Скат пришёл, – поясняет Ёршик.
– А он… – Нура теряет слова и гребень. Поднимает брови, надеясь, что младший из братьев догадается, о чём она хочет спросить.
– Не бойся. Он не злой. Резкий иногда, но без него мы бы загнулись.
– Он старший?
– Они с Сомом это самое… ну, ровесники. Но Сом главный. Он нас собрал. И Крепость для нас отвоевал. И вообще – умный.
В голосе звучит уважение с толикой гордости: так мог бы говорить младший брат о старшем, связывай их кровная нить. Нет ничего важнее крови – так говорят кочевники. Нет ничего больше семьи.
Без семьи ты никто – та’хи-май, «отрезанный палец».
Именно так чувствует себя Нура. Стоило ли выходить живой из шторма, чтобы остаться одной?
Она делает вдох и прячет под ворот платья алую жемчужину – всё, что связывает её с прошлым – и будущим, по словам ведьмы те-макуту.
Приглушённые голоса становятся громче. Что-то грохает. Нура замирает, обращаясь в слух.
– То есть просто взял и привёл?
– Да погоди ты.
– Ёршик нашёл её, эту Никсу.
– И что?! Вы теперь всех без разбору в Крепость тащите? Пустое место глаза мозолит?
– Сядь. – Одно слово, брошенное Сомом, звучит как приказ.
Ёршик перегибается через перила, машет ей рукой, а затем скатывается вниз. Нура осторожно нащупывает ступеньки босыми ступнями. Сквозняк целует лодыжки.
– Нура, – зовёт Сом, – войди, пожалуйста.
Она перебрасывает за плечо недоплетённую косу и оправляет подол юбки. Ещё недавно ей в голову не могло прийти, что станет подстраиваться под чужие нормы, а вот же… «Мир говорит нам, – голос Сатофи призрачен и тих, – иногда медленно и по слогам, а иногда кричит что есть мочи. Советует или приказывает. Мудрый – прислушается».
В кухне ждут четверо.
Взгляд, встречающий Нуру, полон гнева. Отчуждения. Открытой неприязни. Скат сидит у окна, скрестив на груди руки. Он одет в чёрное: капюшон куртки и впрямь напоминает по форме морского ската, обнявшего плечи плавниками. Угольные волосы собраны в хвост на затылке. Запястья украшают широкие плетёные браслеты, а шею с левой стороны – чернильный рисунок. В ухе поблескивает медная серьга. Смуглая кожа – немногим светлее, чем у Нуры – выделяет его среди братьев. На сведённых от недовольства скулах ходят желваки.