Мистический рёкан на краю Киото - стр. 13
Страшной была эта неприютная встреча, безоглядно хотел Тоео с места сойти, выскочить из покоев, слететь по пролётам, высвободить себя из рёкана в густоту ночи. Но не мог и шагу ступить, будто цепью держала, сковала его госпожа, приложив неприметно на плечо длинный изуродованный ноготь.
– Дух мой во мраке непроглядной ночи. Мучения бесконечны. Будь вечно проклят губитель наивной души. О-Ити жаждет из пучин небытия отмщения. Смотри, бонза Тоео, этот мир без законов, – голосом страшным, неживым кто-то заговорил устами госпожи.
Позади Тоео теперь проявилось в теле госпожи существо пропастное, скверное. Гнилым истечением пахло его нутро. Глаза госпожи обратились в чёрную руду, движения стали ломаными, пряди окрасились пеплом и, разметавшись, покрывали лицо. Губы что-то неясное в отражении шипели, проявляя зубы нечистые, острые, точно обгорелые, камнями заточенные. И явилось Тоео жизни О-Ити в зеркале видение.
Юная, юркая, слезливая, прекрасная в своей неспелости О-Ити бежит навстречу родителям, а те балуют её, радуются каждому мгновению.
Ещё девочкой она посещает храм, благодарит ками-сама17 за охранение и смеётся с братьями над худородными, обвиняя их в неправедности прошлых дней, радуясь справедливым в этой жизни воздаяниям.
Вот она готовит себя к придворной службе, учится быть спокойной, постигает искусства, листает книги и радует успехами отца, который не только скорым знатным родством счастится, но и рассчитывает на приобретения в собственных делах.
Но вот облетает первый радости лепесток. Отца назначают правителем в глухие восточные земли, в рубежи опасные, нелюдимые. И скрывается теперь О-Ити не только от столичных новостей и событий, но и от посторонних глаз, избегая насилия и напастей, забывая рассчитывать на яркий в браке союз.
За падением первого лепестка тотчас опадает другой – О-Ити предстоит разлука с любимым.
Сталось так, что проездом по столичным делам оказался в землях отца О-Ити придворный чиновник, влиятельный и одарённый не только благами микадо, но и личными задатками. Пробудившись блеском волос О-Ити, голосом ласковым, одухотворённым, читавшим давно позабытую поэзию, убедил чиновник отца – проявить О-Ити без веера, ширм и занавесей, открыть лицо к его светлой радости. Гостю было сделано уважение. А ночью, пока свита допекала отца, он явился в покои О-Ити, погасил огни и начал блудить.
Скромность в любви в дни покоя Ямато не признавалась чем-то непременным и надобным. Безыскусность в самой разнузданной любовной близости скорее портила семейные дни, их долговечность и стойкость. Потому не печалилась О-Ити, отпуская чиновника следующим днём, веря в его обещания о недалёкой встрече, о замужней сладости.