Мирное время-21. Премия им. Ф. М. Достоевского - стр. 38

Он ничего не ответил и увел взгляд в сторону. Еще чуть-чуть, и его либо вывернет, либо он на Сашке выместит весь накопившийся страх, все тоску кромешную!

Сашок крупным жестом вытер нос.

– А ты вот что… Ты мюсли с завтрака доедаешь? – неожиданно спокойно, без «подрыва» и нырков головой, спросил «русак».

Стоян был не в том состоянии, чтобы отметить эту перемену, и ответил резко, что не понимает, про что идет речь.

– Ладно. Не жадись. Я гляжу, ты с дядей ходишь, и он мне отдает. Он не ест, а я вечерами птиц кормлю, – пояснил Сашок.

– Каких еще птиц?

– Уток и голубей. А то ворона склюет. Только ворона утку боится.

– Какая ворона?

– Я ее имени не знаю. А, может, это не ворона, а ворон, хрен их разберет. Ахмед или Мехмед. Одно дело, черный. Вот я его прикармливал.

Сашок клочковато рассмеялся.

– Ты когда отсюда откинешься? Твой защитник что сказал? – спросил Стоян, чья мысль под влиянием столь неожиданного явления сосредоточилась на Сашке.

Болгарин вдруг сообразил, по какой причине «русак» оказался с ним в одной связке.

– А все мое, что сидеть, – пробурчал Сашок, и лицо его снова потухло.

В этот день Стоян не хотел ужинать, а пил только воду, горячую воду, сберегая чай, подаренный Григорисом. Его мысль снова была занята одним предметом – природой гнева, который, оказывается, гнездится в нем, а не набегает откуда-то извне. Что, если плюс к гневу в руке тогда оказался нож? Стоян не мог найти себе места, он то подсаживался к столу и отхлебывал жижу из кружки, то вскакивал и отмеривал туда – обратно шагами имеющиеся два свободных метра.

Он с самого детства – а запах детства он и сейчас отчетливо помнил, этот запах похож на вкус иринкиной груди – с детства, с детства он знал про себя, что он добрый. Как добр запах молочка и вкус свежего хлеба. Он жалел животных. Бабкину корову очень жалел, подозревая в ней покорность смерти. Людей Стоян тоже часто жалел. Своих, сельских. Мужчин и женщин. Он замечал малейшую кривизну их конструкции, их накрененные головы, плечи, позвоночники, их утолщения на суставах, их слезящиеся на ветру глаза. Городских реже, но все-таки их он тоже продолжает жалеть. Он боится в них покорности силе смерти, и в равной мере – стихии мести, гнева, разрушительства. Но он не подозревал, что в нем самом бродят такие силы! Вдруг – если только допустить, учтя сегодняшнее открытие – и в нем вырос убийца? Просто долго, тщательно прятался в печени или в голове? Дождался момента и выскочил, и нож в руке – не по случайности, а по его подсказке, по его воле? Что спросила его женщина с желтыми волосами? Где были друзья? Была опасность? То есть, в них убийца не вырос, и они уклонились, а ты зачем-то остался там! Вот о чем она спросила, вот что имела в виду!