Мирное время-21. Премия им. Ф. М. Достоевского - стр. 37

Он вскочил со скамьи и отвернулся к стене, потом шагнул к окну, в сторону бородача. Тот посторонился, не отходя, а слегка развернув могучие плечи. Все притихли. А через минуту, прошедшую в молчаливом ерзанье, загрохотал засов, и надсмотрщица объявила развод по корпусам. Арестанты зашевелились к выходу. Только Стоян как-будто не услышал. Он так и остался стоять, лбом примерзнув к стеклу. Гнев не схлынул, и болгарин боялся себя. А если правда, что он оказался именно такой, уязвимый и гневливый, готовый на расправу?

Из оцепенения его вывел грубый оклик. Голос знакомый. Неприятный голос.

Совершив над собой усилие, и оторвав лоб от желтого стекла, Стоян обернулся. За его спиной стоял Сашок. Как обычно, ноги разведены корабликом, придавлены к полу ботинками, многострадальная битая голова вжата в плечи, короткий подбородок – в грудь, как перед первым ударом в драке.

– Ну чего ты просел, пойдем. Плюнь на долбанных адвокатов. Не бычься. У тебя Миллерша? Ничего, не кислее других. Меня она в прошлый раз тянула.

– Ага, – согласился Стоян, все еще пребывая в ступоре и не сообразив поинтересоваться, вытянула ли.

Он поплелся следом за Сашком. Тот шагал размашисто, широко, но во все стороны, так что от всех движений вперед выходило на пол шага, и Стояну не составило труда нагнать его.

«Русский есть русский», – почему-то обратив внимание именно на эту особенность, отметил он хоть какое-то собственное превосходство.

Когда подошли к пятому корпусу, бородатый, перед тем как уйти в свои палестины, остановился и развернулся к Стояну. Он обнажил тесно посаженные нижние зубы, указал в грудь болгарина и что-то сказал то ли по-арабски, то ли по-немецки. Сказал, как сплюнул. Стоян ничего не разобрал, и пошел дальше по коридору, ведущему дальше, в шестой корпус. За спиной он услышал Сашкин голос, произнесший тоже что-то короткое и резкое по-немецки.

У решетки, отделяющей кишку общего коридора от прохода к камерам, надзирательница заговорилась с коллегой из шестого корпуса, косоглазым Шмитцем, и Сашок со Стояном были вынуждены дожидаться, пока те расцепятся языками и надзиратель разведет их по камерам. Редко кто торопится в камеру, редко кто не порадуется случаю постоять рядом с нормальной, вроде бы, жизнью. Но Стоян испытывал приступ тошноты и хотел поскорее оказаться в одиночке.

– Эй, болгарин! Ты чего, в зомби решил сыграть? Смотри, Ахмед тут на понтах, а ты кто? Если надолго швартуешься, так руби зверя сразу, а не спину подставляй.

Стоян не понял, о чем говорит этот человек, рядом с которым ему тошно.