Размер шрифта
-
+

Мифы и правда об «Иге». Как Русь расцвела при Золотой Орде - стр. 36

которую сам Гумилёв неоднократно выделял как союзную). Как можно отнестись к такому заявлению? С одной стороны, не слишком смело? Ведь большинство историков, археологов, гуманитариев и просто интересующихся историей людей открыто считают вождя монголов именно тем человеком, который поставил себе целью завоевание мира. Более того, многие показывают, что именно он имел наиболее хорошие шансы на воплощение этой идеи. Ибо при Наполеоне и Гитлере уже была мощная Россия. А при Александре Македонском военные технологии ещё были по-детски примитивны. Ну что это за конница – без стремян и качественных луков? Да и сама пехота – неповоротливая фаланга, построения которой были примитивны даже на фоне римских легионов, не говоря уже о гренадёрах и егерях Суворова и Бонапарта. А с другой стороны – при всей критике – Гумилёв, по умолчанию, имеет репутацию человека очень проницательного, которого уважает большинство исследователей Великой степи как среди историков, так и среди археологов. Он один из первых, кто посмотрел на Монгольскую державу естественно и спокойно, без евроэмоций западников, с одной стороны, и без не совсем уместного эмоционального восторга, как это имеет место у некоторых историков, – с другой. К тому же в пользу его мнения говорит то, что русские земли к западу от Киева Бату обложил данью только от имени улуса Джучи. Получается, что сама Монгольская империя не планировала завоевания к западу от Киева? Да, были походы Хулагу на Багдад и Сирию, которые проводило общее монгольское войско по решению курултая, но вот решений курултая о повторном походе общемонгольской армии на Запад или в Индию – их действительно не было. Что, кстати, отнюдь не мешало монголам отсылать письма с тем же Рубруком к папе, называя его и народы Запада своими подданными. А Рубрук, в отличие от Плано Карпини, уже такому обращению и не пугался, с воодушевлением описывая все блага восточной торговли. Так, может, Запад уже осмыслил это как этикетные установки? И тогда Гумилёв, возможно, прав. Так как же быть? Думается, что при сравнении монголов с македонцами Александра мы, помимо анализа торговой политики тех и других, сможем осмыслить и этот вопрос.

Македонцы. Для сравнения

Согласно Геродоту, дорийское племя, известное под именем македоняне, оккупировало эту территорию, которую прежде занимали иллирийские и фракийские племена, смешалось с ними и тем самым варваризировалось, так что греки не считали его эллинским [251]. Хотя некоторые полисные институты были им известны, их установления походили на те, что существовали в Греции еще в героический период. Они были воинственным неспокойным народом [252]. В 1-й половине IV века до н.э. страна раздиралась междоусобной борьбой и появилась угроза захвата страны фракийскими и иллирийскими племенами. Именно серьёзная внешняя угроза позволила Филиппу II сконцентрировать вооружённые силы, отразить внешний напор и принудить к реальному подчинению македонские кланы. Дальновидная политика Филиппа укрепила государство и предопределила экспансию Македонского царства на территорию Эллады, к тому времени ослабленную нескончаемыми раздорами. При царе Филиппе II (359–336 гг. до н.э.) территория Македонии расширилась и включила в себя богатый золотыми рудниками Пангей [253]. Халкидику, греческие города-полисы на Фракийском побережье Эгейского моря, земли фракийцев на востоке, иллирийцев на западе и пеонов на севере. Примерно в 368–365 гг. до н.э., юношей, Филиппа послали в Фивы в качестве заложника, и как сообщает Диодор, он научился ценить эллинскую культуру. Что еще важнее, за эти три года в Фивах, благодаря знакомству с Эпаминодом и Пелопидом, он постигал фиванское искусство ведения войны. В 359 г. до н.э. вторгшиеся иллирийцы захватили часть Македонии и разгромили македонское войско, убив царя Пердикку III [254], брата Филиппа, и ещё 4 тысячи македонян. Сын Пердикки, Аминта IV, был возведён на трон, но в силу малолетства опекуном над ним стал Филипп. Начав править как опекун, Филипп вскоре завоевал доверие войска и, отодвинув наследника, стал в 23 года царём Македонии в трудный для страны момент. Укрепившись, он вскоре сумел установить контроль над золотыми рудниками и начать чеканку золотой монеты. Создал благодаря этим средствам постоянную армию, основой которой стала македонская фаланга. Одним из первых он широко использует осадные и метательные машины. А также умело прибегает к подкупу (известно его выражение: «Осел, нагруженный золотом, возьмёт любую крепость» (Плутарх). Это дало Филиппу тем больше козырей и преимуществ, что соседями его, с одной стороны, были неорганизованные варварские племена, с другой – находящийся в глубоком кризисе греческий полисный мир. Утвердив свою власть на Македонском побережье, Филипп в 353 г. до н.э. впервые вмешивается в греческие дела. Он выступил на стороне дельфийской коалиции (главными членами которой были фиванцы и фессалийцы) против «святотатцев» фокидян и поддержавших их афинян в Священной войне. После его смерти его главный оппонент Демосфен сказал о Филиппе: «Во-первых, он распоряжался своими подчиненными сам полновластно, а это в делах войны самое важное из всего. Затем его люди никогда не выпускали из рук оружия. Далее, денежные средства у него были в избытке. И делал он то, что сам же и находил нужным, причем не объявлял об этом наперед и не обсуждал открыто на совещаниях. Не привлекался к суду, никому не должен был давать отчета – словом, был сам над всем господином, вождем и хозяином. Ну а я, поставленный один на один против него (справедливо разобрать и это), над чем имел власть? Ни над чем!» [255] Филипп вошёл в Грецию не как завоеватель, но по приглашению самих греков, чтобы наказать жителей Амфиссы в Центральной Греции за самовольный захват священных земель. Однако после разорения Амфисс царь не спешил удаляться из Греции. Благодаря энергичным усилиям Демосфена, давнего противника Филиппа, быстро образовалась антимакедонская коалиция; к союзу был привлечён город Фивы, до сих пор бывший в союзе с Филиппом. Он, видимо, понимал, что, несмотря на скудость его средств, по политическим причинам ни один союз городов-государств не сумеет эффективно противостоять ему. Он также сознавал, что его народ, презиравший греков, не примет добровольно греческого образа жизни и он не сможет инкорпорировать греков, как он инкорпорировал фракийцев и иллирийцев, в свою империю. Тогда он продумал иную формулу объединения – ассоциацию, в которой полисы сохраняли свое лицо, а он получал господство над ними [256]. Создание ассоциации вовлекло бы его в конфликт с Персией, и таким образом объединение греческих полисов под эгидой Македонии стало бы началом Крестового похода греков против Персии. Такое выступление должно было объединить эллинов. Филипп привлек к своему двору множество греков. И заставил своих придворных говорить на афинском диалекте [257]. Он был человеком дальновидным и понимал, что в существующих обстоятельствах для войны требуются профессионалы, но более преданные, чем наемники. Он решил добиться нужного сочетания, создав профессиональную армию из призванных на службу ополченцев. Сравнивая в «Третьей Филиппике» (48–51) тактику Филиппа с традиционными методами ведения войны, Демосфен пишет: «Ни одна отрасль не сделала бо́льших успехов и не развивалась так сильно, как военное дело. Прежде всего тогда лакедемоняне, как я слышу, да и все остальные, в течение четырех или пяти месяцев, как раз в самую лучшую пору года, вторгнутся, бывало, опустошат страну противников своими гоплитами, то есть гражданским ополчением, и потом уходят обратно домой. Это был до такой степени старинный, или, лучше сказать, такой правомерный образ действий, что даже не покупали ни у кого ничего за деньги, но это была какая-то честная и открытая война… наоборот, вы слышите, что Филипп проходит куда ему угодно, не с помощью войска гоплитов, но окружив себя легковооруженными, конницей, стрелками, наемниками – вообще войсками такого рода. Когда же с этими войсками он нападает на людей, страдающих внутренними недугами, и никто не выступит на защиту своей страны вследствие взаимного недоверия, вот тогда он установит военные машины и начнет осаду. И я не говорю уж о том, что ему совершенно безразлично, зима ли в это время или лето» [258]. Давняя вражда Афин и Фив уступила место чувству опасности от возросшего могущества Македонии. Соединённые силы этих государств пытались выдавить македонян из Греции, но безуспешно. Наконец, в 338 г. до н.э. произошло решающее сражение при Херонее, положившее конец величию Древней Эллады. В ходе сражения македонский царь Филипп II разгромил объединенную армию греческих городов-государств. Диодор назвал численность македонского войска в 30 тысяч пехоты и 2 тысячи конных. Считается, что силы противников были примерно равны. На основании скудных свидетельств Диодора и Полиена можно восстановить примерный ход событий. Филипп доверил 18-летнему Александру командовать конницей на левом крыле, сам же руководил фалангой. Зная пылкость афинян в бою, Филипп решил сначала измотать их. По приказу Филиппа фаланга сомкнула ряды и, прикрываясь щитами, стала медленно отступать. Прием этот был отработан еще в боях с фракийцами. Афиняне с криками «Погоним их до сердца Македонии» бросились вперед. Когда атакующее войско расстроило ряды и вышло на равнину, Филипп бросил фалангу в наступление. Упав духом, большинство греков бежало. Бежал и знаменитый афинский оратор и политик Демосфен, усилиями которого была организована антимакедонская коалиция греческих городов. Все более широкое использование наемников во время и после Пелопоннесской войны подорвало мощь городов-государств, обезоружив их граждан и отдав их безопасность в руки людей, которые не чувствовали никаких обязательств перед городами. Другим следствием бесконечных войн было возникновение городской плутократии и обеднение населения – то есть появление антагонистических классов, которое подрывало единство городов. В Афинах следствия этих перемен были описаны Платоном: «В демократическом государстве нет никакой надобности принимать участие в управлении, даже если ты к этому и способен; не обязательно и подчиняться, если ты не желаешь, или воевать, когда другие воюют, или соблюдать, подобно другим, условия мира, если ты мира не жаждешь» [259]. Персия, уже проиграв грекам на поле боя, взяла реванш, натравливая греческие города друг на друга и тем ослабляя их все. Они вернули себе греческие города Малой Азии. Уничтожив следствия греческих побед.

Страница 36