Мертвые ненасытны - стр. 3

По ночам он предавался всевозможным шуткам и проделкам: завернувшись в простыни, бродил по дому, словно привидение, издавая жалобные вздохи и сетуя на судьбу, а заканчивал тем, что вытаскивал за ноги истово молившегося старого Валентия из-под его грубошерстного одеяла, а горничным наводил усы подпаленной на свечке пробкой.

Неподалеку от имения Манведа на широкой, плоской скале располагался уединенный старинный, полуразрушенный замок Тартаков, о коем ходили в народе престранные, зловещие слухи.

Однажды печальным зимним вечером, когда мороз белоснежными призрачными перстами тихонько постукивал в оконное стекло, ветер выводил в каминной трубе над алым пламенем причудливые мелодии, а издалека доносился волчий вой, Анеля повела речь о заброшенном замке:

– Неужели вы не слышали? Говорят, будто в этих развалинах кто-то поселился.

– Кто же, кроме сов и воронов, может обитать в этих пустующих, полуразвалившихся стенах? – откликнулся господин Гусецкий вполне резонно, как подобает образованному, сведущему в науках молодому человеку.

– Ну, если верить крестьянам, – возразила госпожа Бардозоская, – кого там только нет.

– На скале и в самом деле видели древнего седовласого старца, кажется, исполняющего должность кастеляна, – сказала Анеля, – он облачен в кунтуш вроде тех, что носили в незапамятные времена, наши крестьяне говорят, что ему тысяча лет, не меньше, а в большом, хорошо сохранившемся зале будто бы стоит мраморное изваяние сказочно прекрасной женщины с мертвым белоснежным взором, и крестьяне молвят, что по ночам оно иногда оживает и бродит по мрачным замковым коридорам, сопровождаемое целым сонмом призраков, и что там слышатся странные голоса: не то горестные сетования, не то прельстительные призывы…

– Вздор, вздор, – прервал ее адъюнкт. – Звуки эти издает эолова арфа, я сам ее слыхал…

– Кто знает, ведь здешняя земля кишмя кишит демонами, – произнес Манвед. – В крестьянских хатах шуршит по темным углам Дид[2], он тайком помогает доить коров, метет полы, моет посуду, чистит скребницей лошадей и показывается на глаза в обличье маленького, не более аршина ростом, старичка с предлинной седой бородой, только когда суждено умереть хозяину дома. А по берегам прудов и рек, в черной лесной чаще, словно на качелях, качается на ветвях русалка[3], напевает и плетет из своих золотистых кудрей путы, кои налагает она на несчастного, околдованного ее красотой, и петлю, коей она его затем душит. А в горных пещерах, забранных позеленевшими от времени решетками, обитают шаловливые сладострастные майки