Меня зовут писатель - стр. 17
Она взяла перо и написала: «В начале была тишина, именно в ней и зародилось слово, и это слово стало первым мостом». Эти строки не были ни началом, ни концом – они были пульсом, связывающим её с рекой слов. Она чувствовала их хрупкость и готовность треснуть под напором времени, но в тоже время и их силу, способную пробить вечность. В эпоху, где слова множились быстрее, чем звёзды, и умирали, не успев обрести смысл, Лира знала: мосты будут рушиться. Слова будут лгать, манипулировать, растворяться в цифровом шуме, где правда дробилась на пиксели, а ложь сверкала, как неон. Но пока хоть одно слово, произнесённое с правдой, будет гореть как искра, миры не перестанут дышать.
Лира подошла к самому краю башни, где падали звёзды, и лишь одна сияла ярче. Она смотрела на неё и видела в её свете не только надежду, но и вызов. Эта звезда была личным словом Лиры – тем, что она ещё не нашла, но искала всю жизнь. Она не знала, куда ведёт её этот мост: в мир снов, где деревья пели о забытых богах, в цифровую реальность, где слова становились кодом, управляющим умами, или в тишину её сердца, где жило всё, что она боялась осознать. Но пока её слово пульсировало, она была не просто Хранителем, а частью реки, что текла через все миры, соединяя их в бесконечной песне.
В эту эпоху, где слова умирали за секунды, Лира училась беречь их свет – тот, что сиял в начале, до шума, до лжи, до всего. Она видела, как люди внизу, в городах из стекла и света, бросали слова в пустоту: посты, что исчезали в лентах, обещания, что растворялись в воздухе, крики, что тонули в алгоритмах. Но иногда, в редкие мгновения, она замечала искры: слово «прощение», написанное дрожащей рукой в письме, слово «мечта», шёпотом звучащее в темноте, слово «я», набранное в поисковой строке человеком, ищущим себя. Эти искры были мостами, тонкими, как нити, но достаточно прочными, чтобы связать сердце с вечностью.
Лира вспомнила, как однажды, в мире, где машины ткали слова быстрее людей, она нашла слово, спрятанное в коде. Это было «человечность». Оно было слабым, почти угасшим, но всё ещё тёплым, как уголь в золе. Она попыталась сплести из него мост, но оно дрожало, словно опасаясь мира, где всё измерялось кликами и просмотрами. «Человечность» требовала тишины – той, что люди, поглощённые шумом своих голосов, разучились слышать. Лира держала его в ладонях, чувствуя, как оно бьётся, являясь отражением тех, кто их ищет, и тех, кто верит, что за потоком лжи есть свет.
Она повернулась к реке слов и окунула перо в её воды. Каждое движение пера было актом веры в то, что слова могут быть больше, чем шум, чем код… больше, чем любое оружие. Лира видела в реке своё лицо – не Хранителя, а женщины, что когда-то услышала слово «свет» и поверила, что оно может изменить всё вокруг.