Медовый месяц с чужой женой - стр. 54

Честенер немного повернул широкие плечи и серьёзно сказал:

– Знаешь, Крис защищал меня больше пяти лет. Каждую минуту готов был жизнь отдать, семью не создал, потому что был всё время возле меня. Он знал о наших боксерах столько, что я, – Макс понизил голос, – привык просто слушать и молчать, слушать и удивляться, как он столько запоминает. От редких ударов до изысканных уклонов, от слабостей наших протеже до сильных сторон противников. – Честенер потер нос в том месте, где у него был выраженный бугорок, будто сдерживал поток слёз или бурю эмоций. Или вспоминал что-то важное. Жёсткая улыбка перекосила губы. – Но я всегда его слушал. Всегда. – Сдавил пальцы сильнее, и мне показалось, что хрустнула косточка. – И лишь сегодня, когда он рассказывал и жестикулировал возле машины, я думал о тебе. И пошёл тебе навстречу, когда всё взорвалось...

Макс смолк и отвернулся к окну, будто ему было неприятно на меня смотреть. Он долго молчал. Безумно долго.

Я сделала шаг вперёд и случайно зацепила рукой занавесь из камушков в дверном проёме. Они затарахтели и привлекли внимание Максимилиана. Мужчина мельком взглянул на меня и снова отвернулся. Заговорил куда-то вдаль:

– Не нужно предлагать себя ради этого ублюдка – Дорогова. Это низко. И подло. Он будет наказан, клянусь. За всё, что сделал. За всё, что сделал его отец. Никто не встанет на моём пути, тем более, его подстилка. – Он тяжело выдохнул и, опустив голову, нервно выжал сквозь зубы: – Я не понимаю… Как. Ты. С ним. Спуталась. Любила?

25. Глава 25. Поля

Макс так и остался ко мне спиной. Будто вовсе не со мной говорил, а со своим тёмным отражением в окне.

Сердце болезненно бухнулось в рёбра. Я не сдержала рвущихся горьких слов:

– Подстилка... Ты снова делаешь мне больно, Макс. Кажется, с того момента, как мы встретились, твои слова всегда причиняют боль. Кажется, что я одна сплошная рана, – медленно приблизившись, я неловко потянулась к нему. Руки дрожали: неужели действительно собираюсь пойти навстречу? Это словно добровольно совать пальцы в газонокосилку или прижиматься к горящему дереву. И всё же… Рывком обняв его, уткнулась лбом в широкую напряжённую до каменного состояния спину.

Прошептала:

– Может, поэтому я чувствую, как больно тебе? Словно мне тоже разрывают сердце. – По щекам покатились крупные горошины слёз, и я добавила тише: – И знаю, что невозможно избавиться от страдания, от него не сбежишь и его не выльешь. Мужчины не плачут. Можно, я это сделаю за тебя?

Он промолчал, но я и не ожидала ответа. Стояла и, прижимаясь к нему, глотала слёзы. И за него, и за себя. Мы с Максом, как две израненные птицы: я не знала, что у него произошло с Дороговым, но сейчас была на стороне монстра, а Виктора ненавидела всем сердцем, потому что Честенер горел внутренним огнём старой мести, а не злобой ко мне.