Медальон двух монашек - стр. 24
Удивленная и в какой-то мере оскорбленная реакцией Смарагды сестра Аполлинария ушла, оставив после себя шлейф ладана из храма, в котором только что долго молилась перед алтарем о том, чтобы Всевышний ниспослал ей свою помощь и удачу.
А ещё она благодарила Всевышнего за то, что это не было изгнанием, а лишь перемещением в пределах монастыря. За то, что позволил Смарагде остаться в монастыре, а значит у неё, Аполлинарии, осталась надежда видеть послушницу, невольно запавшую ей в душу и заменившую дочь. Но именно безразличие и испугало Аполлинарию: за всё ее старание та не проронила ни единого слова.
Сестра Аполлинария вошла к себе в келью и начала молиться за Смарагду. Однако воспоминания заполнили её голову сами собой.
Невольно вспомнилось, как в детстве она читала перед сном ей сказки. ─ Ведь нравились же ей они!
Она это видела своими глазами. ─ Девочка жила в этом мире! И что же? Может, в этом я сама виновата? Не научила дочку жизни в реальном мире, а теперь – оттолкнула, оторвала от себя? Нет, девушке пора узнать реальную жизнь, иначе она навсегда останется в этом вымышленном, несбыточном мире! Как бы это ни было больно.
И сестра Аполлинария, встав с колен, пошла за сестрой Фелицатой, которой и предстояло увезти девочку к себе на подсобное хозяйство монастыря.
3.
Середина августа 1891 года, д. Терновка, Кирсановского уезда.
─ Марусь, а Марусь, ну покажи еще! ─ уговаривала Марфу Акулина, дочка старосты и сестра Акимки. Она была на год младше его, ходила с подружкой везде и даже пыталась ей подражать. Но так изображать всех, как это делала Марфа, ей никогда не удавалось. Ей, как лучшей подруге, Марфа разрешала звать себя так, как это делала её мать. ─ Марусь, а Марусь, ну давай барыню!
Наконец подруга согласилась.
─ А ты, Акимка, отвернися! ─ Марфа ткнула пальцем в высокого подростка с пушком волос над верхней губой. От горящих глаз его шло такое волнительное притяжение, что ей стало как-то не по себе. ─ А то не буду!
─ Акимка, черт длиннорукий, отвернись! ─ Акулина бросилась к брату, закрыла его глаза своими ладонями, встав со спины его на пенек.
Акимка ухмыльнулся: он видел Марфу через узенькую щель пальцев, но ничего не говорил. Марфа нравилась ему. Он даже и сам не понимал, почему она постоянно притягивает его взгляд: то ли в этом была виновата её округлая грудь, похожая на половинку большого яблока, то ли хорошо развитые бедра, то ли мягкая, блестящая, чуть маслянистая кожа.
─ Не-е, самое красивое у неё, это глаза! ─ решил он, разглядывая коричневые глаза, спрятанные под густыми бровями, которые от переносицы сначала поднимались вверх, потом ломались и опускались вниз. В сочетании с носом и пухлыми губками они создавали впечатление о девушке хрупкой и нежной, требующей защиты настоящего мужчины, такого, как он. И снова он оглядел её молодое и гибкое тело, на которое она натягивала юбки, чтобы выглядеть, как барыня. ─ Э-у, груди лучше!